Еще пару часов назад эти облупившиеся, дышавшие сыростью стены защищали их с Гердой от опасности, сейчас же внушали лишь волнение и страх.
Авоська с провиантом лежала там же, где он оставил ее. Посреди комнаты на стуле, спиной к нему, сидела Герда. Во всей ее застывшей, словно восковой фигуре, было что-то зловещее. Кай несколько мгновений прикидывал расстояние до сумки. Его глаза быстро перебегали от девочки до пряников в мешке и обратно. Наконец он сделал первый беззвучный шаг и, перенеся тяжесть тела на выставленную вперед ногу, снова взглянул на Герду. Похоже, не заметила. Опустив глаза на пол, выбрал место почище и снова сделал мягкий, беззвучный шаг. Несмотря на волнение, пульсирующее в груди, он старался не торопиться. Наконец, Кай оказался рядом с сумкой. Осторожно поднял ее, и вдруг его разобрало любопытство. Почему сидящая на стуле девчонка не двигается? Недолго думая, он так же осторожно направился к Герде, изо всех сил вытягивая шею, чтобы заглянуть ей в лицо. Когда он был уже достаточно близко, девчонка вдруг повернула к нему голову почти под прямым углом, как механическая кукла. Кай уставился в ее неподвижные, ничего не выражающие глаза. Испуг горячей волной прокатился от головы до пят, сделав ноги ватными. Он рванулся к двери, но тут же влетел в чью-то широкую, твердую, как чугун, грудь и не удержавшись на ногах, упал навзничь.
Глава 4. Казнить нельзя помиловать
Голова загудела от удара, как пустой колокол. Кай схватился за затылок. На ладони остались следы крови. Парень почувствовал, что его тошнит, а пальцы многократно двоятся перед глазами. Сквозь шум в ушах он услышал два голоса, один из которых когда-то принадлежал Герде, другой – явно мужской – тоже показался ему смутно знакомым. Перед глазами все плыло он видел только два темных нечетких силуэта. Слов Кай разобрать не мог, только длинное вибрирующее эхо голосов.
Наконец его схватили за лодыжку и поволокли в сторону двери. Мир смазался в сплошную серую линию, словно в проекторе кончилась пленка. Не удержавшись в сознании, Кай скользнул в душное марево забытья.
Едва он приоткрыл веки, как в узкие прорези тут же хлынул яркий искусственный свет. Кай никак не мог привыкнуть к освещению, бесконечно смаргивая выступающие на глаза слезы.
– Похоже, очухался, – раздался откуда-то из угла уже знакомый мужской голос. – Ну, давай парень, приходи уже в себя.