Город Тушинск был мало кому известен. Так называемый "почтовый ящик", он не значился на картах СССР, относясь к режимным городам структуры Минатома, не то, чтобы совсем секретным, но с пропускным режимом на въезд и выезд. Построили Тушинск после Второй мировой, где-то на севере Таджикистана, возле месторождений стратегического сырья. Письма в закрытые города можно было слать изначально только на абонентский ящик номер такой-то, отсюда пошло и название. «Ящики» одного ведомства дружили между собой, отправляли сотрудников в командировки, а детей – в пионерские лагеря, пополняли кадровый состав специалистами избранных политехов, обменивались достижениями на закрытых отраслевых заседаниях. Жители «ящиков» пользовались всеми благами элитного обеспечения, отличными от прочих советских городов. Главным предприятием города был Горно-Химический Комбинат, или просто Комбинат, как все его называли.
Когда к нам впервые приехал Володя, брат папы из далёкого сибирского посёлка с такими же глазами цвета голубоватой студёной воды, он ошалело крутил головой и присвистывал, совершая с нами воскресный обход по магазинам.
– Итить-колотить, да это что – румынский гарнитур? Вот стоит, и можно оформить? И диванов, диванов-то сколько! Тахта, кушетка, кресло-кровать. Телевизор цветной, холодильник. Юрка, ты, брат, схватил удачу за хвост! Молоток, вот не зря же столько учился.
– Мне просто повезло, – видно было, что папе приятно, хоть он и старательно скромничал. – Как-то меня заметили ещё в политехе, распределили в конструкторское бюро. Там наставник матёрый, Пётр Михалыч, помнится, я тебе про него писал. Он меня сразу готовить себе на смену начал и за одну осень поднатаскал. Ну, а потом вот пригласили сюда, на Комбинат, и сразу – начальник отдела. Галка сперва не хотела, но и ей инженерную ставку предложили.
Папа перешёл на шёпот и покосился на маму. Она стояла поодаль. В модном блестящем платье и с рыжими от химзавивки кудряшками, щуря зелёные лисьи глаза, мама разглядывала висевший на стойке витрины огромный ковёр, делая вид, что папу не слышит, хотя в павильоне мы были почти одни. Красно-жёлто-чёрные ковры всех размеров, в едином национальном стиле, были разбросаны, развешены и расставлены по огромному светлому залу. Они не залёживались, а быстро разбирались, располагаясь по стенам квартир, как тогда было модно. На пол ковры стелили не часто, от них было жарко и пыльно, предпочитали практичный палас. Безворсовые эти покрытия, скрученные в рулоны, пестрели разнообразием рисунков поодаль, там, где начинались мебельные ряды, переходящие в ряды бытовой техники. Золотой стандарт современной квартиры был представлен по центру павильона: стенка (шкафы с антресолями, полками и зеркальным углублением для посуды), диванно-кресельный гарнитур, ковёр не только под обеденным столом, но и на стульях и диване в виде накидок. Всё полированное и обильно заставленное хрусталём – вазами, бокалами, салатницами. Осмотрев ковёр, мама перешла к инспекции фужеров на хрустальной гранёной ножке, а папа с Володей и мной, пристроившейся чуть позади, двинулись к соседнему продуктовому павильону.