Уна спокойно выдержала его сверлящий взгляд, зная, что, если отведет глаза, он сочтет это подтверждением виновности. Но она молчала. Правило номер двадцать три: если ложь не срабатывает, не надо усложнять дело правдой.
Следователь откинулся назад.
– Прекрасно! Можете молчать и дальше. Ваша подруга расскажет все и за себя, и за вас.
Следователь встал и медленно отодвинул ящик ногой, скрежеща им об пол камеры. Ужасный громкий звук заглушал все, что происходило в камере Дейдре. Несмотря на холод, Уна покрылась потом. А он не дурак, этот следователь!
Уна сказала уже без южного выговора:
– Неужели вы всерьез полагаете, что мы имеем какое-то отношение к убийству Бродя… э-э… да хоть кого-нибудь?
– Давайте так, мисс Дэвидсон – или как вас там, – расскажите мне подробно, как ваша подруга совершила убийство, я запишу ваши показания, вы их подпишете – и тут же выйдете на свободу.
Уна скрестила руки и демонстративно отвернулась. Он, похоже, держит ее за дуру. У него нет никаких доказательств того, что они с Дейдре хоть как-то были связаны с Бродягой Майком.
Следователь лишь пожал плечами и взял свой фонарь.
– Ну, дело ваше. Только молитесь, чтобы ваша подруга не разговорилась. Иначе всю оставшуюся жизнь на Блэквелле будете жалеть о том, что сейчас промолчали.
Упоминание колонии на острове Блэквелла заставило Уну содрогнуться. Она когда-то давно провела там долгих десять дней из-за наспех сфабрикованного дела и плохого настроения судьи. В тот день она действительно, как обычно, промышляла карманными кражами, но коп был слишком туп, чтобы поймать ее с поличным, и обвинил в нарушении общественного порядка, мотивировав это тем, что порядочные молодые дамы не появляются на улице в столь поздний час без сопровождения. Судья согласился, и ее отправили на Блэквелл так быстро, что Марм Блэй не успела вмешаться. Десять дней исправительных работ в колонии в условиях полной антисанитарии. Уна поклялась, что больше ни за что не попадет сюда.
Но Дейдре же не станет ее оговаривать. Они дружат уже столько лет. Выбирались и из гораздо большего дерьма. Им обеим сейчас надо просто молчать. И тогда копы не смогут пришить им никакое обвинение. Уж по крайней мере не убийство.
Но почему же тогда ее бросает от страха то в жар, то в холод? Уна снова вспомнила белое как снег лицо Дейдре и ее расширенные от животного ужаса глаза. И легче ей от этого не стало.