спутник, и этот
один был гораздо общительнее, нежели все прочие.
Наконец я сказал себе: «Это наваждение, обман чувств, этого не существует, разве только в моем воображении. Я обращусь за советом к тем, кто сведущ в подобных расстройствах, и снова буду один!»
Я призвал одного прославленного искусника, умевшего снимать пелену и морок с духовных очей, взял с него клятву сохранить все в тайне и поведал свою историю. Он был человек смелый и ученый и пообещал мне облегчение и освобождение.
– Где же теперь это явление? – спросил он с улыбкой. – Я ничего не вижу.
– В шести футах от нас, – ответил я.
– Я ничего не вижу, – повторил он, – а будь оно реальным, мои чувства восприняли бы образ не менее ощутимый, чем ваши.
И он заговорил со мной будто школьный учитель. Я не возражал и не отвечал, но велел слугам подготовить комнату и обсыпать пол толстым слоем песка. Когда все было исполнено, я пригласил врачевателя проследовать за мной в эту комнату и запер дверь.
– Где же теперь это явление? – снова спросил он.
– В шести футах от нас, как и прежде! – ответил я.
Врачеватель улыбнулся.
– Посмотрите на пол! – промолвил я и показал пальцем на песок. – Что вы видите?
Врачеватель вздрогнул и ухватился за меня, чтобы не упасть.
– Этот песок, – сказал он, – был гладким, когда мы вошли, а теперь я вижу там человеческие следы!
А я засмеялся и повлек своего живого спутника за собой.
– Смотрите, – сказал я, – куда бы мы ни пошли, он следует за нами!
У врачевателя перехватило дыхание.
– Это следы тех же самых ног! – промолвил он.
– Стало быть, вы не можете мне помочь? – вскричал я с внезапным бешенством. – И мне никогда не суждено остаться одному?
И я увидел, как ноги мертвеца выводят на песке такие слова:
«Уединение – удел безвинных.
Скверные мысли – спутники на краткое время.
Скверные деяния – спутники на целую вечность.
Твоя ненависть принудила меня нарушить твое одиночество.
Твое преступление разрушает одиночество навсегда».
1830/1835