Старая церковь, Амстердам.
Вторник, 14 января 1687 года
Похороны предполагались немноголюдные, ибо друзей у покойной не имелось. Но в Амстердаме слова как вода, мутной струйкой они просачиваются в уши, и потому в восточном приделе храма сегодня тесно. Она украдкой наблюдает из хора, как члены гильдий с женами стекаются к зияющей могиле, точно муравьи к меду. Вскоре к ним добавляются клерки ВОК, капитаны кораблей, кондитеры… И он, все в той же широкополой шляпе. Она силится его пожалеть. В отличие от ненависти, жалость можно запереть в сундучок и убрать с глаз долой.
Расписной потолок – зеркало души этого города и единственное, что не уничтожили иконоборцы, – высится над ними, словно перевернутый корпус величественного корабля. Старинное дерево украшают изображения Христа с мечом и лилией, Девы Марии на полумесяце и бороздящего морские просторы парусника с грузом золота. Поднимая откидное сиденье, она пробегает пальцами по фигурной полочке, на которую дозволено опираться молящимся. На ней вырезан человек с искаженным болью лицом, испражняющийся монетами. «Что изменилось?» – думает она. И все же.
На церемонии присутствуют и мертвые. Надгробные плиты под ногами скорбящих прячут горы тел, кости и прах. Там внизу женские челюсти, крестец купца, пустая грудная клетка тучного вельможи. Есть и крохотные тельца, не больше буханки хлеба. Сгустившаяся печаль. Отводя глаза, люди сторонятся маленьких надгробий, и она их не осуждает.
В центре толпы женщина видит то, за чем пришла: возле могилы, почти не замечая пришедших поглазеть горожан, стоит обессиленная девушка с печатью горя на челе. Появляются носильщики с гробом, который покоится у них на плечах, словно футляр для лютни. Судя по лицам, некоторые из них не одобряют происходящего. Разумеется, не обошлось без Пелликорна и его ядовитых речей.
Обычно в подобных процессиях соблюдается строгая иерархия: сначала бургомистры, затем простолюдины, – но сегодня протоколом пренебрегли. Она же считает, что еще ни в одном из домов Божьих в стенах этого города не было таких покойников. Ей нравится редкое бесстрашие покойной. Амстердам строился на риске, а теперь жаждет стабильной, размеренной жизни и охраняет комфорт богатства тупой покорностью. Почему я не уехала раньше? Смерть подошла слишком близко.