Как-то после уроков мальчишки-одноклассники, наиболее разбитные, показали мне короткую дорогу из школы домой – через железнодорожные пути мимо бани с не забелёнными окнами. Был тогда женский день. Привставай на цыпочки и любуйся. Для меня это было откровением! Женщины, замечая в окнах наши вихрастые рожи, укоризненно качали головами. Кто-то переходил мыться в другой зал, кто-то ругался. А иная и просто смеялась, указывая на нас пальцем.
Когда же мои лихие одноклассники узнали, что живу я по соседству с продуктовым магазином, то заглянули и ко мне во двор, имевший общий забор с магазином. Сразу за этим забором громоздились и нависали над ним ящики с пустыми бутылками. Вот ребята и втянули меня в свой нехитрый промысел. Пользуясь вечерней темнотой, мы набирали бутылок и шли сдавать их в этот же самый обворованный нами магазин. Потом нас кто-то спугнул. Не привилось. А вот через линию прогуляться вечерком тянуло.
А милиция возьми меня и накрой. Изловили. Привели в отделение, что на вокзале. Пошучивали, похохатывали. А заодно разузнали, кто такой, что за родители, где проживаю. Матери потом на работу сообщили. Стыдно было услышать от неё про всё это.
Ох, и лихие же одноклассники! Один кучерявый – Лёня Грушницкий. Сальто свободно прямо в классе во время перемены вертел. Напоминал гуттаперчевого мальчика из известного рассказа. Потом в цирковое училище подался, стал профессиональным гимнастом, выступал на арене.
Другой – Борис Корхин – плотный, коренастый с бычьей шеей. Борец классического стиля. Уже тогда был кандидатом в мастера. А к учёбе абсолютно не способен. Второгодник. Во время школьной перемены ставил локоть на учительский стол, а мы втроём или вчетвером налегали на неё, пытаясь повалить. Борис весь надувался. Лицо наливалось кровью. Но даже пошевелить его руку были не в силах.
В эту же пору я совершил и куда более тяжкий грех, чем воровство бутылок и подглядыванье за моющимися женщинами. Однажды за что-то крепко наказанный отцом я, будучи в истерике, крикнул ему:
– Жидовская морда!
Представляю, как больно и обидно было ему услышать такое от собственного сына. Надо заметить, что рос я среди откровенного антисемитизма и поэтому с детства стыдился того, что отец у меня еврей. И даже теперь, когда внутренне горжусь своей этнической принадлежностью к избранному Божьему народу, предпочитаю не афишировать этого, ибо не предполагаю услышать ничего иного, кроме глупых насмешек и всякого рода издевательств.