За письменную работу я получил пятёрку, а мой устный ответ по математике был удостоен четырёх баллов. Между тем спортивный зал после первого же экзамена заметно опустел, но уже к вечеру нахлынула новая волна соискателей. Так называемый второй поток. Снова запестрели разворачивающиеся матрасы, зашуршали простыни и пододеяльники. Опять шутки, смех, галдёж.
Из прежних, похоже, только мы с Борисом и остались.
На письменную по физике у меня ушёл почти что час. Впрочем, и это было немного. Однако мой ранний выход маму уже не испугал. Она начинала верить, что, может быть, я и в самом деле смогу поступить в этот чуть ли не самый престижный вуз страны. До этого, кроме меня, к этой затее никто всерьёз не относился. Ученик, которого и в школе-то терпели с грехом пополам, и вдруг – в Москву, и вдруг – в МФТИ? Бред какой-то…
А вот устный по физике оказался куда как труден. Увы, и пятёрка, полученная за письменную работу, могла оказаться пустым номером, ибо в нашу аудиторию, прихрамывая, вошёл сам Ильин. Из абитуриентских разговоров и баек, в которых участвовали уже бывалые ребята, не первый год поступающие сюда, было известно, что свирепее этого экзаменатора на Физтехе не было и не будет.
И надо же, чтобы именно меня этот самый Ильин пригласил к ответу. И в билете моём имелся вопрос – что такое вес? И дальше этого вопроса мы не продвинулись ни на миллиметр. Я напрягал все свои мозговые извилины, но на всякий предлагаемый мной вариант определения следовала короткая реплика – неправильно!
Уже и атмосферные явления, и вращение Земли предлагал я учитывать при столь простейшем действии, которое знакомо каждому продавцу продуктового магазина. И опять – неправильно! Теперь-то я понимаю, что для «свирепых» экзаменаторов особый шик завалить несчастного испытуемого на самом тривиальном. Но тогда я ещё долго трепыхался, начиная и вправду верить, что ровным счётом ничего не знаю.
Не уверен, что Ильин не хромал ещё и на ухо, которым был повёрнут ко мне. И на другое, повёрнутое к ещё двум моим товарищам по несчастью, которые уже успели получить свои законные двойки, покуда я предпринимал отчаянные попытки определить очевидное и всем известное.
Уверен, что и академика любого Ильин смог бы завалить этим своим афоризмом – неправильно! Наконец, ему надоело моё упорство. Он молча взял экзаменационный лист, где красовались набранные мной 14 баллов, и без видимого удовольствия вывел неуд.