Пройдя на кухню, я огляделся. Выход на балкон был затянут плотным слоем какой-то мерзости, похожей на липкую плёнку. Некогда белый холодильник с болтающейся на единственном шарнире дверцей был проеден ржавчиной и покрыт красной плесенью. Сквозь покрытые толстым слоем пыли конфорки газовой плиты прорастали корни неизвестного мне растения. Плотно переплетаясь между собой, они скручивались в единое целое, скрываясь в сливном отверстии ржавой раковины.
На слегка покосившемся столе стояли эмалированные кастрюли, наполненные непонятным плохо пахнущим месивом, поверх которого роились мелкие мушки. Струпьями свисавшие со стен обугленные обои местами совсем отвалились, а на их месте прорастал иссиня-чёрный мох. А стоявший в углу диванчик кишел мелкими клопами, которые резво перемещались по его лопнувшей обивке.
Внезапно я услышал неприятный хлюпающий звук. Не успел я поднять голову, как на капюшон что-то увесисто капнуло, а затем скользнуло вниз.
«Мерзость какая!» – прорычал я брезгливо и выскочил обратно в коридор.
Оставались ещё две комнаты, и в одной из них я должен был найти нужную точку для установления контакта с Изнанкой, после чего попытаться поймать «мираж памяти».
Пройдя в гостиную, я начал водить лучом фонаря по окружавшим меня предметам, внимательно их изучая.
Сперва в поле моего зрения попал старый телевизор, установленный в углу и покрытый толстым слоем пыли. В центре его экрана зияла огромная дыра. Затем мой взгляд остановился на одиноко стоявшей на полу машинке с толстыми колёсами. Приглядевшись, я заметил на её задней части слаборазличимую, выцветшую наклейку с надписью «Бархан».
Проскользнув лучом по висящему на стене узорчатому ковру с проплешинами, я направил фонарь себе под ноги. Глядя на сгнившие деревянные половицы, я осторожно надавил на одну из них ногой. Она издала чавкающий звук и с лёгкостью переломилась, намекая, что лишние движения здесь делать не стоит.
Осторожно повернувшись, я осветил дальнюю часть комнаты, где стоял старый покосившийся сервант. Его вздувшиеся, покрытые белым плесневелым налётом полки были заставлены пожелтевшими рамками с фотографиями. Лица на снимках разглядеть не удавалось – они выцвели до неузнаваемости.
Я перевёл красный луч на подоконник, где стояли расколотые цветочные горшки, из которых торчали склизкие, мясистые стебли. Даже сквозь фильтры маски я улавливал их яркое фекальное зловоние.