– Нет и не может быть таких слов, чтобы в полной мере выразить то глубочайшее чувство удовлетворения, которое владеет мной. Воистину, ищущий – найдет. Это, пожалуй, последнее откровение, которое я получил в моей жизни, и знай, что это – несомненно так. Цапля не утонула, не расплавились и не была закопана в землю. Это ли не справедливость, проклятая мною тысячи раз, не существующая и не могущая существовать – но вот она! Она – есть! И в это тоже верь.
Я хотел было пошутить, что меня сильно бодрит тот факт, что справедливость существует, но язык не повернулся. Симонов, несомненно, находился в состоянии глубокого потрясения и говорил от всего сердца. Я, вообще-то, повидал психов, у нас их сейчас пруд пруди, на любой вкус, всех красок и мастей. Симонов был совершенно не похож на них, и дело даже не в искренней его вере в свои слова, вполне характерной для обыкновенных психов. Дело было в неподдельной связности, естественности всех деталей и ясном смысле его утренних рассказов и даже этих обращений к учителям, в его живом чувстве юмора – психи на такое не способны. Но, более всего другого, дело было в масштабе его личности – масштаб этот я ощущал всеми фибрами моей души. Поэтому, подумав с минуту, я собрался с силами и пролепетал:
– Пожалуйста…, ты можешь объяснить?
Симонов взял в правую руку цаплю, и аккуратно порезал заостренным оперением статуэтки свою левую ладонь. На коже поднялся ручеек крови, Симонов смотрел на него с нескрываемым восхищением.
– Видишь? Ты тоже видишь это?
– Ну вижу, кровь. И что?
– А то, что уже более двух тысяч лет у меня не текла кровь. Так, капелька покажется и растает, но настоящая кровь, как у всех людей – никогда.
Он вытащил ленточку пластыря из настенной аптечки и наклеил себе на рану.
– До обеда еще час. Давай, устраивайся поудобнее, я вкратце обрисую тебе положение вещей. Дело в том, что до сегодняшнего дня, пока я не нашел у тебя на постели эту цаплю, я не мог умереть. Я был бессмертен. Я был своего рода вечным жидом, но у меня был шанс – один из миллиона – и вот он, в моей руке. Я снова смертен, и, поверь мне, завтра будет лучший день в моей бесконечной жизни. Сегодня вечером я освобождаюсь, утром вылечу в Афины, оттуда на Лемнос, и там, в горах, покончу с собой.
– Ну, это дело понятное, я и сам давно об этом подумываю, но зачем на Лемнос? У нас тут полно мест не хуже, и можно для смелости спрыгнуть с кем-то вместе.