Если бы я обладала смелостью тех мужчин на эшафоте, я бы уже мчалась в другую сторону. Вверх по тропе в горы. Чтобы отыскать симарронов[4], которые свободно живут своей жизнью в скрытых в джунглях фортах. Или поплыла бы с Фелипе обратно в Манилу: там есть хотя бы мой дорогой Николас, которого можно ласкать и баловать. Но мне не хватает мужества, как, впрочем, и еще множества вещей.
– Попалась, негритоска! – Я каменею, а меня тащат назад, в переулок. Грязная рука зажимает рот, в нос шибает вонью рыбы и винного перегара. Клянусь всеми шлюхами Господними, это Паскуаль, лоцман с «Какафуэго».
– Что ты здесь делаешь? – усмехается он. Отпустив лицо, он хватает меня за подбородок и резко запрокидывает голову назад, другой рукой копаясь в моих юбках: не может устоять перед возможностью полапать меня. Его сильные пальцы вонзаются мне в тело, отчего я сгибаюсь пополам от боли. Я закрываю глаза и прикусываю язык. – Есть! – он достает мой кошель. – Да у тебя под юбками не одно, а целых два сокровища!
Паскуаль достает шелк и вытряхивает монеты себе на ладонь.
– Интересно, – говорит он, – а дон Франсиско об этом знает? Неужели ты приторговываешь за его счет? Да еще на такие ничтожные суммы?
Я напеваю, не разжимая губ, чтобы заглушить звук его голоса. Я знаю, что грядет.
– Или, что более вероятно, просто обкрадываешь его. Утаиваешь от своего владельца его законный доход. – Он кладет в карман мои сорок песо, засовывает шелк за пазуху и возвращает пустой кошель. – Но ты не бойся. Я спасу тебя от кнута, негритоска. Я ему ничего не скажу.
Он волочет меня, больно дергая за запястье, в глубину лабиринта из хижин и конюшен. Затаскивает на склад с дверью, скрипящей на одной петле. Я окидываю помещение взглядом. В углу привязан осел. Возле двери сложены пустые вьюки. Пол покрывает солома, на которую он меня толкает; я падаю, обдирая щеку о камень.
Ослик смотрит, моргая и лениво взмахивая длинными ресницами. Его хвост ходит туда-сюда, отгоняя мух. Позади меня Паскуаль, пьяно спотыкаясь, сражается со своими штанами.
Я считаю про себя. Не по-испански, а на родном языке. Кинк, черинк, часас. Единственные слова, которые остались в памяти. Яуналейх, чаматра, чаматракинк. Остальное подернуто туманом, вместе с лицом мамы и многим, что еще забылось.
Я досчитала до «кубах»