Командир корабля, получив доклад о нестандартном поведении воина, тут же произнёс историческую фразу, обращаясь к заместителю по политической части: «Пора перековывать мечи на орала».
Машина закрутилась. Наш заместитель командира корабля по политической части (Большой Зам) был страстный любитель беседовать с диссидентами, проникать, как он говорил, в их психологию. Один мичман, вдребезги напиваясь, шёл к нему на покаяние именно в виде «еле можаху», несколько часов они беседовали на разнообразные темы, после чего мичман, заливаясь слезами, шёл спать. «Отпущение грехов» – так называлось среди мичманского состава это мероприятие. Как ни странно, но мичман ни разу не был наказан.
Вот и теперь Большой Зам целыми днями проводил беседы с новоявленным диссидентом, причём беседовал с ним с глазу на глаз, никого не приглашая в собеседники, а на вопросы командира туманно отвечал: «Работаем, товарищ командир». «Смотри, замполит, – резюмировал командир, – как бы он тебя в свою веру не обратил, будете на пару с ним петь псалмы о миролюбии. Пора делать выводы!» Большой Зам выводы сделал – отправили парня туда же, куда ранее отправляли Шуру – на обследование в девятое отделение военно-морского госпиталя флота, именуемое в народе «дурдомом». А что оставалось делать? Тогда не было понятия «альтернативная служба», а поведение Фикалова в рамки советской доктрины не укладывалось, его надо было или сажать в тюрьму, или признавать умственным пролетарием. В тюрьму – вроде бы не за что, все приказания выполнял в срок и служил нормально, случая же проверить его в боевой обстановке не представлялось. Да и сажать в тюрьму – пятно на корабль, кому это надо?
Диагноз Фикалову поставили быстро, сейчас не помню, какой. Что-то вроде вялотекущей шизофрении в стадии ремиссии. С таким диагнозом служить нельзя, а через год-два он вроде бы снимается с человека, чем наш альтернативщик и воспользовался – через год восстановился в институте и регулярно, в течение нескольких лет поздравлял Большого Зама с государственными праздниками, подписывая открытку «…студент такого-то курса такого-то института Фикалов». Большой Зам сокрушенно рассказывал об этом на собраниях офицерского состава, прибавляя: «Каков мерзавец, а?!».