За границу я вообще поехала после 35 и то, меня пригласили за счёт фирмы. А бабушка наша – та вообще нигде не была.
Это лучше, чем вот так… мучиться всю жизнь. Ребёнок пусть лучше видит двух счастливых, довольных родителей порознь, чем тех, кто кошмарит друг друга, но каждый вечер дома.
Я не думаю, что Марьянка сильно пострадает, тем более, что Марк и времени-то с ней проводил немного.
– Мне бы её в садик отдать, и на работу, – размышляла Майя, – так безумно неловко быть тебе обязанной. У меня денег нет. Вообще.
– Может быть, тебе к друзьям съездить, развеяться? Мы с отцом по Марьяшке истосковались, побудем с ней, на дачу увезем. А ты отдохнешь.
– Блин, я не хочу чувствовать себя мамашей из типичного шоу, где гости в студии дерутся и убеждают органы опеки в том, что достойны воспитывать детей, – запротестовала Майя, – знаю я, потом я сопьюсь, и меня лишат родительских прав. Потом добавила: «А вы че, с отцом помирились опять?»
– Нет, не мирились, но внучке-то он будет рад, думаю, не совсем же ещё… – Марина Ивановна махнула рукой, мол, итак всё понятно, – и вообще, ты ж в 18 не спилась, когда от нас уехала и одна была в чужом городе. Сейчас-то точно ничего не случится. В общем, бери билеты и даже не переживай. Марьяна твоего отсутствия даже не заметит, мы об этом позаботимся.
Майя еще некоторое время размышляла над предложением матери. Прописала ребенка по новому адресу, отметилась у участкового педиатра, встала на очередь в детский сад. Теперь оставалось только ждать. И это ожидание Майя действительно решила провести так, как ей давно хотелось.
Калининград Марк никогда не любил. Он всегда воспринимал это место, как перевалочный пункт.
Вряд ли он вообще умел привязываться к местам или людям. Казалось, что Марк живет в маленьком мирке и перед тем, как впустить кого-то в этот мир, дотошно измеряет на соответствие параметрам, проводит анкетирование. А потом светит фонариком в лицо и спрашивает: «Кем вы видите себя в моем мире через пять лет?»
Майя же, напротив, обрела второй дом. Каждая улица, каждый застенок из красного кирпича, бесконечная сырость, река, обнимающая длинными рукавами с обеих сторон, ветер подворотен, старая черепица на крышах домов, надписи на чужом языке, десятками лет прячущиеся от новых людей и порядков – все это стало Майе родным и близким.