– Осторожнее? – переспросила она. – Почему?
– Иногда картины хранят в себе мрачные тайны. – Я уставился на тарелку куриных крылышек. – Извините, выпил. Увидел, что вы листаете эту книгу и не смог заставить себя заткнуться.
– Все в порядке. – Девушка улыбнулась. – Вы правы, у некоторых картин очень мрачная история.
– Просветите меня. – Я повернулся к девушке и нелепо оперся локтями на стойку, чтобы подпереть подбородок руками. Она хихикнула и перелистнула страницу.
– Сразу ничего не приходит в голову. – Девушка явно заинтересовалась моим предложением поделиться наблюдениями. – Ну, например, я знаю картину «Луга Асфоделя».
– А-а-а, это на которые смотришь и проваливаешься в картину? – хмыкнул я. – Миф.
– Вы уверены?
– Абсолютно. – Я вгляделся в надпись вверху страницы. – Здесь написано, что путеводитель по местным художникам. Есть что-нибудь интересное?
– Да, я знаю одну местную легенду. Но это всего лишь слухи.
– Обожаю слухи. Я весь внимание.
Девушка снова рассмеялась и перелистнула несколько страниц, выискивая нужное полотно.
– Много лет назад в этом городе жил психически нестабильный мужчина, который убил свою любовницу. – Девушка нахмурилась, вспоминая, на какой странице было необходимый ей холст. – Многие считают, что он просто боялся гнева жены.
– А он не боялся?
– Не было у него жены, а любовница его отвергла. – Девушка, наконец, прекратила листать и развернула книгу ко мне. – Вот. «Муза в саду»… Вы в порядке?
Меня словно пригвоздило к месту, по позвоночнику пополз могильный холод. С лощеной страницы на меня грустно смотрела Алина, склонив голову и словно обвиняя в недальновидности. Художник не запечатлел умирающую возлюбленную.
Он сам ее убил. И бедная девушка даже после смерти не могла выносить чужого женского счастья.
Из оцепенения меня вырвала вибрация телефона в кармане. Выудив его одеревеневшими пальцами, я прочитал всего два предложения, которые Аспис отправил мне вместо нового адреса расположения минивэна в мессенджере, и кувалда осознания окончательно прибила меня к земле.
«Сгоревшая картина сама вернулась на место, Белозеровой стало еще хуже. Я еду».