– Да я и не волнуюсь, – пожал плечами Николай Петрович, выкладывая в пластиковую мисочку квашеную капусту из банки.
Кир бы сказал обратное. От агронома исходил запах тревоги. Мужчина был высокий, как и все волки, плечистый, но какой-то… тусклый. Пожалуй, это слово подходило для него лучше всего: бледная кожа, выгоревшие русые волосы, белесые ресницы. На вид лет тридцать пять – сорок, хотя, может, и старше, оборотни долго сохраняют внешнюю молодость, поэтому с ходу и не скажешь. Тем более странно, что появление разрыва межпространственной материи или, говоря обывательским языком, портала (если это, конечно, было он), волка так взволновало.
– Может, огурчиков соленых открыть? – участливо обратился агроном к Марине. – У меня есть в погребе.
Девушка рассмеялась.
– Спасибо, не надо. Меня так-то больше на шоколадки тянет.
– Вот уж чего нет, – расстроился мужчина.
– Да я и не хочу сейчас, просто к слову пришлось, – улыбнулась Мариша, да так тепло, что Кира от ревности аж спазмом прихватило.
Вообще нельзя сказать, чтобы Кирилл подобными вещами страдал, но, видимо, родовая связь, которая возникла впервые за несколько сотен лет и о которой никто ничего толком не знал, так проявлялась. Кир никому не рассказывал, но он чувствовал перепады настроения жены, колебания ее эмоционального фона, и его волей-неволей штормило вместе с ней.
– Так что тут у вас приключилось? Можете рассказать подробно, чтобы знать точно, а не как в «испорченном телефончике»? – сменил направление беседы Кирилл.
Агроном раскладывал в этот момент пельмени, поэтому ответил не сразу. А может, просто пытался сообразить, с чего начать.
– Короче, прогуливался я около старой церкви и почувствовал… такой холодок под кожей, – и он потер грудь под ключицами, словно заново его ощутив, – ну, вы знаете, как бывает, если разрыв пространства рядом совсем.
Кирилл знал. И не потому, что он тоже оборотень. Псы ушли от природы дальше, чем волки, поэтому на них куда меньше влияли лунные фазы, и бреши они не чувствовали физически, только видели. Кир же попал в Велесову ночь в передрягу1, отголосками которой осталась эта чуйка. К счастью, едва ощутимая, а не так, как в начале. Неприятное состояние, но самое главное – ни с чем не спутаешь. Поэтому парень кивнул, а Николай Петрович продолжил: