Композитор закончил писать, окинул взглядом нотный листок, заполненный знаками с обеих сторон, с удовлетворением закрыл блокнот и положил себе на колени – дело было сделано. Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и подумал – как, должно быть, счастлив этот молодой человек, имея такую подругу, как эта незаурядная девушка! И он снова мыслями вернулся к своей симфонии. Всё идёт хорошо, и через несколько дней её можно будет уже показывать худсовету. Через минуту он почувствовал, что в вагоне происходит какое-то движение. Он открыл глаза и увидел: «его образ» вместе со своим спутником готовится к выходу. И пока он мечтал с закрытыми глазами, его пассия успела поссориться со своим парнем. Они шли к выходу мимо него, и он услышал их разговор. Она говорила зло, надменно, грубым и вульгарным голосом. Парень что-то бурчал ей в ответ – разобрать было невозможно. Композитор смотрел во все глаза на неё и не узнавал и не верил своим глазам, своим ушам. В ней произошла страшная и непоправимая метаморфоза! И тут он услышал такую её фразу: «И ты что, опять уходишь от меня к этой стерве? Я ж тебе говорила – она такая же давалка, как и я, только она берёт дороже. Всего бизнеса твоего отца не хватит, чтобы закрыть её задницу!» Лицо её при этом было перекошено, губы искривлены и выдавали злые, шипящие звуки. Парень опять что-то пробурчал ей в ответ, не оборачиваясь. «Ах, ты – так! Да пошёл ты после этого…» – и тут она своими «сахарными устами» выдала такой трёхэтажный мат, что даже бывалые москвичи оглянулись. Вагон остановился, выпустил их и, закрыв двери, тронулся дальше. Композитор, ошарашенный реальной действительностью, был в шоке. Его душа талантливого художника – романтическая, чувствительная и ранимая – была предательски оплёвана, раздавлена, оскорблена! Это была катастрофа его образа! Внешняя привлекательность девушки оказалась лживой, не соответствующей её внутреннему содержанию, маскировкой, притворством! Он остался в вагоне почти один, обессилено раскинувший руки на сиденье. Его руки и ноги мелко дрожали. Блокнот с коленей сполз на пол. После некоторого раздумья он поднял его, полистал, нашёл последний исписанный листок, вырвал его, с негодованием скомкал и, глядя по сторонам, – не нашёл куда его бросить – сунул его в свой портфель. Застегнул портфель на обе застёжки и после остановки вагона и раскрытия дверей вышел – это была его станция.