Катя спустилась со своего помоста, встала ближе к рампе и отвесила зрителям поклон, но уже не «дежурный», а проникнутый радостной благодарностью – зрителям, оркестру, композитору. Отступив немного назад, она в полуобороте к оркестру жестом пригласила и оркестрантов принять свою долю благодарности зрителей. Оркестранты встали, к ним присоединился пианист, уже седой ветеран оркестра. Аплодисменты не смолкали. Раздались возгласы – «Автора!». Катя повернулась к авторской ложе, но композитор уже шёл ей навстречу. Он, проходя мимо Шуры, пригласил и её. Так они втроём стояли у рампы и принимали благодарность зрителей. У композитора на щеках появились скупые слёзы. Катя придвинулась к нему вплотную, прижалась к нему и поцеловала в щёку. Овации вспыхнули с большей силой. Она, заглянув ему в глаза, спросила:
– Ну, что ты такой – радоваться надо, а ты грустишь? В чём дело? Что с тобой?
– Девушку жалко! – сказал он ей на ухо.
– Кого-кого? Какую девушку?
– Ангела жалко, – уточнил он.
– А! Ангела. Ну, это я поняла. А то «девушку-девушку».
Овации стихли, занавес закрылся, и тут Катя, улучив момент, снова прильнув, поцеловала композитора в губы и отстранилась смущённо, с опаской. Он не удивился и подумал: «Сегодня же сделаю ей предложение – хватит над ней измываться». Занавес открывался и закрывался ещё несколько раз, и додумать эту «крамольную» мысль до конца ему так и не удалось; как только занавес закрылся окончательно, подбежали к ним оркестранты, его друзья, и почти насильно потащили всех за кулисы. Там – поздравления, шампанское, цветы, неизвестно откуда взявшиеся поклонники, раздача автографов. Откуда ни возьмись появилась бутылка коньяка, потом вторая, третья. Здесь же были и Виктор Васильевич, и Варюша с Шурочкой, и почти все оркестранты. Поздравлениям и веселью не было конца. Варя взяла под руки худрука и композитора, приблизила их к себе и на глазах у всех поцеловала их поочерёдно в уже колючие щёки и сказала:
– Простите меня все! Я больше такого не допущу! – и залилась слезами.
– А в следующий раз, – сказал худрук, не обращая внимания на её слёзы, – я возьму в руки солдатский ремень с большой пряжкой и… – его последние слова потонули в дружном и весёлом хохоте.
Шурочка обняла Варю за плечи – та заулыбалась благодарно, и обе примы ушли за кулисы, чтобы посплетничать о своём, о девичьем.