– Де по нужде шёл, сказываешь? Кой же первей обосралси – ты аль топтыгин? – спросил кто-то удачливого охотника. По широкой реке далеко разнёсся дружный гогот стрельцов.
В прикамских лесах начали дружно поспевать ягоды и грибы. В редкие днёвки для отдыха семьи ссыльных отпускались на подножный корм. Собирали грибы-ягоды, горный лук, другие полезные травы. Варили грибные похлёбки со щавелем и крапивой. Перепадало от семьи и Михаилу. Это тоже помогало ему выживать.
Степан в свободные от ходьбы и бурлацкой лямки минуты не отходил от лежащего в телеге, а потом в дощанике сына. Покармливал, чем мог – молоком от редких крестьянских даров, поил горячим чаем с малиной.
– Терпи, Митяй! Егда доберёмси с Божьей помощью до Тоболеска, оженю тебя на ладной девке. Внуков наплодите. У ихних стрельцов подворья крепкие. Славно жить-поживать станем…
Повседневная тяжесть дороги, заботы о детях постепенно сгладили сложные отношения Михаила и Агафьи, но осадок остался. Такова была их семейная жизнь. Стерпится, но уже не слюбится.
Вдоль реки в основном шла уже гористая таёжная местность. Всходившее с побудкой ссыльных солнце сперва освещало верха ближних горных гряд. Потом добиралось и до речных берегов. Дни стояли жаркие. Об изобилии комаров и прочего гнуса ночью и днём даже говорить не стоит.
Миновали русское поселение, починок Егошиха. После тяжелейших переходов и постоянного голода во время мучительного продвижения вверх по Каме несколько ссыльных умерли от истощения и болезней. Их по-быстрому хоронили в прибрежных сёлах. Семьи покойных отправили с оказией обратно в Москву. Казалась, дощаник должен был облегчиться. Но их место занимали больные и сильно истощённые ссыльные.
Умер и сын Степана. Отец держался, но до конца пути был мрачен. Кроме Михаила, почти ни с кем словом не обмолвился. Тот ободрял его, как мог.
Путь по Каме близился к концу. В первых числах августа под вечер сверху реки потянуло дымом. В шедшей очередной партии бурлаков возникло беспокойство. Они были из села Усолье, которое должно скоро появиться за поворотом Камы.
– Ой, никак, беда! Горит в Усолье! Каково бабам нашим со чадами?! Чаль дощаник, братва! Бечь шибче надобно… – раздавались отчаянные голоса бурлаков.
В разгар сухого лета горело почти всё Усолье. Половина стрельцов бежала за бурлаками помогать тушить пожары и спасать добро погорельцев. Остальные остались готовить ночлег на берегу у причаленного дощаника.