Автобусы остановились возле деревни Васильевка, рядом были километровые поля с картофелем и морковью, чуть поодаль над руслом реки Сакмара поднималось облако тумана, земля была подёрнута утренним инеем, нехотя поднималось солнышко, агроном показал нам наше поле и пошёл к подъезжающим автобусам со школьниками.
Сергей, наш мастер, и мастерица крановщиц Танзиля Рафиковна распределяли студентов по рядам. На ряд ставили по три человека, две девочки с вёдрами и один пацан, чтобы носить эти вёдра в контейнер. Я встал к двум девчушкам- Наташе Есениной из села Краснощёково и Ирине Чернощёковой из села Чеботарёво, такой интересный каламбур очень нас развеселил, девчата были из общаги, и мы были немного знакомы, т.к вечерами на ужине в столовой частенько виделись.
Жили мы все рядом с каблухой, а так как у нас было полное гособеспечение, нам, помимо завтрака и обеда, полагался ужин, и чтобы вечером не ходить домой, мы всей ватагой ходили туда ужинать.
Девчата были весёлые, мы медленно двигались по ряду, собирая выкопанную картофелекопалкой картошку.
Наташа была миниатюрной, ладно скроенной девчушкой с карими красивыми глазами, Ирина была чуть повыше и более разговорчивой.
Чем ближе к концу ряда, тем всё меньше пацанов оставалось на поле, они побросали свои ряды и собирались в конце поля перекусить и потрепаться, ожидая приезда автобусов. Мне уходить не хотелось, уж очень весело было у нас, да и Наташа очень нравилась, положил глаз, как говорится, и её взгляды говорили об обоюдности наших желаний, и только юный возраст не давал нам смелости в этом признаться.
– Тоже уйдёшь? – спросила Наташа, впившись в меня жгучим задорным взглядом.
– Не, – улыбнулся я, – добьём.
Она удовлетворённо кивнула и протянула мне полное ведро картошки. Я взял его и, всё еще улыбаясь, понёс ведро к контейнеру.
Ряд закончили, девчата пошли к своей группе, а я- к своим, найти их было не трудно по громкому ржанию, особенно выделялся смех Санька Ватрушева или Ватрухи, как мы его звали, смех был двухъярусным, сначала орала дикая чайка, медленно перерастая в ржание жеребца. Шиндл травил байки, Ватруха начинал смеяться, а потом все начинали орать над Ватрухой. Чуть поодаль Марат резался в карты с ещё пятью картёжниками, играли, скорее всего, на деньги, столько мата и сигаретного дыма я никогда не слышал и не видел, зрители в отличие от игроков стояли тихо, т.к. боялись получить в дыню от Марата за подсказки, где-то у вторых курсов играла гитара, и большинство прекрасного пола находилась там. И только Утюг растянулся во весь свой двухметровый рост, один лежал на траве и смотрел задумчиво в небо, пыхтя «беломором», все его думы были где- то далеко.