– Боже, я должен проснуться! – прошептал Максим. У него возникло стойкое предчувствие, что сейчас случится что-то страшное. Дверь действительно треснула, будто ее рубили топорами с другой стороны. В трещины рвалось что-то темное и жуткое. Кажется, он успел заметить множество крохотных озлобленных лиц. Такие рожицы можно принять за бесят, но они красивы, как нарисованные лица матрешек. Однако, Максима они перепугали. Увидь он такое наяву и, наверное, умер бы от сердечного приступа, но сон это не явь. Ему удалось проснуться за миг до того, как мелкие злобные существа ворвались в светлицу и растерзали его на части. Просыпаясь, он ощущал, как стремительно падает вниз из окон терема. Даже, когда проснулся, у него осталось ощущение, что упал в постель он откуда-то с головокружительной высоты.
Всё тело ломило. Казалось, что существа из сна все-таки добрались до него и впились в жертву, как стая пираний. Он даже проверил, нет ли на коже следов укусов.
– Спасибо, что открыл мне дверь! – произнес вдруг женский голос.
В старом кресле у окна сидела какая-то старуха. Наверное, это знакомая матери. Ни на одну из соседок она не похожа, да и одета как-то странно. У нее черные глаза, а еще седая коса, такая же длинная и густая, как у Светорады.
– Вы кто такая? – Максим почему-то перепугался старухи, хоть она и выглядела безобидно.
– Я всегда прихожу вместе с ними, – вместо ответа проговорила она. Голос у нее был приятным и молодым, а ведь сама она старая. Как так может быть?
– Вместе с кем?
Старуха поднесла корявый палец к губам. Такой жест делают, когда хотят призвать кого-то к молчанию, чтобы скрыть секрет. На сморщенном пальце неожиданно сверкнул крупный перстень с самоцветом. Максим принял бы его за бижутерию, если бы не разбирался в ценности подобных вещей. Ведь он все-таки был реставратором. Откуда у убогой старухи в лохмотьях такая дорогая музейная вещь? Неужели к нему ночью вломилась воровка? И что теперь делать?
– Закончи работу!
Старуха будто отдала ему приказ. Максим не понял, о какой работе идет речь. Кресло в углу уже было пустым. А старуха, вероятно, была очередным сном.