Утомленных дорогой участников литературной конференции пришлось разводить по номерам буквально за руку. Старая испанка Анна-Мария, отец которой когда-то сгинул в Карлаге, говорливый славист Хавьер, во время пересадки надоевший Дамиру рассуждениями о том, как много современная казахская поэзия заимствовала у русской, и даже молодой, но амбициозный Хосе, изучавший в основном любовную лирику и в самолете поглядывавший на стюардесс с нескрываемым мужским интересом – все были вымотаны долгим путешествием до предела. А сам Дамир, разведя всех, как ни странно, почувствовал себя, скорее, перевозбужденным. Идти к себе уже не хотелось; запахи, звуки, ощущение нахождения в непривычном месте тревожили его.
В этой новой для него стране он чувствовал себя чужим… и в то же время его не покидало чувство, что он вернулся в привычный, знакомый еще с детства мир. Изменившийся, видимый сейчас другими глазами – но на удивление до сих пор ему принадлежащий. Глаз подмечал все эти мелкие детали – черты лиц, орнамент в оформлении, и ему казалось, что какая-то часть его крови словно отзывается на все это, стучит ритмично в висках, и хотелось прикасаться ко всему, слушать, видеть, дышать этим воздухом и проникаться им.
Доведя напоследок Анну-Марию до ее номера и убедившись, что пожилая дама размещена с комфортом, он спустился в бар и заказал себе у сонного бармена стакан минералки. Бармен нехотя налил ее – и сразу же опять залип в телефон, продолжая бороться со сном.
За стойкой сидел, сгорбившись над бокалом коньяка, подвыпивший казах средних лет – величавый, с орлиным носом, который делал его похожим на индейца, и странным взглядом, одновременно острым и расфокусированным от алкоголя; Дамир кивнул ему, и казах удивленно вскинул голову.
– Ну что же, тогда приветствую.
– А почему «тогда»? – усмехнулся Дамир.
– Потому что Вы обратили на меня внимание. А вот он, – казах кивнул на бармена и улыбнулся каким-то своим мыслям, – меня не замечает. Кстати, меня зовут Мукагали, а Вас?
– Дамир.
– Хорошее имя. Это от «дающий мир» или от «железо»?
Дамир задумался. Он привык к славянской интерпретации своего имени, но имела ли в виду мама казахскую кровь, когда дала ему его? Почему-то это вдруг показалось важным.
– А вот, честно говоря, не знаю.
– Тогда – «Железо, дающее мир». Хорошо бы. Нам сейчас не хватает и того, и другого. И силы железа, и умения употребить ее с мудростью. И мира. – Мукагали протянул руку через стойку и плеснул в свой уже опустевший стакан щедрую порцию «Белого аиста» из бутылки, стоявшей на витрине, явно уже не первую. Бармен даже не повернулся: похоже, в его владениях этот странный человек был своим. – Скажите, Вы литератор? Тут в отеле их много собралось…