Он выскочил за ворота и помчался к лесу, сверкая босыми пятками. Рубаха колыхалась от бега и прилипала к вмиг вспотевшему телу. «Бр-рр. Сейчас бы искупнуться».
Пацаны радостно засвистели, увидев его. Особое приветствие, пара вопросов – и вот ватага уже спешит навстречу неизведанному по узкой, лесной тропе.
В чаще дышалось легко. Солнечные лучи не пробивались сквозь густые кроны, а лишь любопытно заглядывали в маленькие промежутки между листвой. От этого казалось, что деревья увешаны сверкающими стекляшками, мерцающими при дуновении ветра.
Он любил лес. В нём можно было спрятаться от любых неприятностей или, наоборот, их найти. Чаща всегда встречала его с распростёртыми объятиями: гомоном птиц, трескотнёй белок и трубным призывом оленей, выпрашивающих лакомства. Жуки садились ему на ладонь, бабочки играли в волосах. Иногда приходилось спасать парочку, запутавшуюся в длинных локонах.
Он любил уходить с матерью рано утром по росе, когда целительные травы полны силы. Она аккуратно срывала нужный стебелёк, показывала ему и рассказывала о свойствах.
Перед глазами промелькнула женская рука: хрупкая, белокожая. В ней зажат зверобой. Полезная травка. Отец любил добавлять её в чай.
– Смотри. – Он хлопнул в ладоши, и стая мелких ночных мотыльков взметнулась в воздух, стряхнув росу с листьев ему в лицо.
Он засмеялся, мама – следом. Её мелодичный смех раздавался в ушах и наполнял его необыкновенным, лёгким чувством счастья. Он выпрыгнул из травы и побежал ей на встречу. Она ждала, раскрыв объятия. Высокая, грациозная, в светлом облаке длинных волос, струившихся до пояса.
Её лица не видно: солнечный свет бьёт в глаза. Он бежал и бежал, но никак не мог приблизиться к ней. «Мама, мамочка!» – голос сорвался. Картинка мигнула, словно испорченный кадр на порванной киноплёнке.
Дамир открыл глаза: «Опять этот сон». Они всегда заканчивались одинаково: оборванным счастьем и затаённой обидой. Мать бросила его. Ушла. Столько времени пролетело, а сердце до сих пор саднит.
Дамир скинул одеяло и встал. Спать расхотелось. В комнате было темно и тихо, только слышалось тиканье старинных ходиков. Он подошёл к стене и чуть подтянул механизм: от старости часы немного отставали.
Дёрнув тяжёлую портьеру, Дамир открыл окно. Свежий, ночной воздух ворвался в душную комнату. Он почувствовал облегчение. «Надо наведаться в деревню. Подышать, поскакать на лошади. Просто развеяться».