8 июля
В его безумии есть некая закономерность, и у меня возникли кое-какие догадки. Возможно, они скоро оформятся в общую, еще смутную теорию, а уж затем… ох уж это мне подсознательное мышление! Когда же наконец оно уступит дорогу своему брату – сознанию.
Уже несколько дней не виделся со своим «приятелем», так что при встрече сразу заметил перемены, которые за это время с ним произошли. В общем, перемены не бог весть какие, ну разве что он почти избавился от своих прежних любимцев и завел нового: умудрился поймать воробья и уже отчасти приручил его, прибегнув к своему испытанному и предельно простому способу. В итоге поголовье пауков значительно сократилось. Оставшиеся же особи хорошо откормлены – Ренфилд все еще добывает мух, приманивая их едой.
19 июля
Мы прогрессируем. У моего «приятеля» теперь целое семейство воробьев, от мух и пауков и следа почти не осталось. Когда я вошел в палату, Ренфилд бросился ко мне и стал просить меня о большом одолжении – об очень, очень большом одолжении! – и при этом ластился ко мне, как собака. Я спросил его, о чем речь, и он ответил с каким-то упоением:
– Котеночка, такого маленького, хорошенького, гладкого, игривого котеночка, я буду с ним играть, учить его и кормить – кормить, кормить и кормить!
Его просьба не застала меня врасплох – я заметил: его любимцы быстро увеличиваются в размерах. Но я не хотел, чтобы чудное семейство ручных воробьев было уничтожено, подобно мухам и паукам. Поэтому я обещал ему подумать и спросил, не подойдет ли ему больше кошка. Пыл, с которым он ответил, выдал его:
– О да, мне бы хотелось кошку! Я попросил котенка, боясь, что вы откажете мне в кошке. Но в котенке-то мне не откажут?
Я покачал головой и сказал, что сейчас, пожалуй, это невозможно, но обещал ему подумать. Лицо у него помрачнело, а в глазах вспыхнул сигнал опасности – неожиданно злобный взгляд искоса, таивший в себе жажду крови. У этого человека потенциальная мания убийства. Попробую удовлетворить его страстное желание завести кошку и понаблюдаю, к чему это приведет. Возможно, тогда ситуация прояснится.
10 часов вечера
Я вновь зашел к нему. Он сидел в углу, погруженный в раздумья. Увидев меня, он бросился на колени, умоляя разрешить ему завести кошку, и уверял, что от этого зависит его выздоровление. Однако я был непреклонен; тогда он молча вернулся в угол, сел и стал грызть ногти. Зайду посмотреть на него с утра пораньше.