– Перестань, перестань! Я больше не хочу тебя слушать! – обрывала она меня с широко раскрытыми глазами, светившегося в них негодования.
– Что же я такого сказал?
– С твоей философией ты будешь нищим, тебя никто не поймёт, – доказывала она.
Я же считал, если достигну своей цели, то есть стану журналистом, достаток придёт сам собой. Поэтому сначала нужно было выучиться. Но дело в том, когда об этом я говорил ей раньше, Лариса говорила, что из меня не выйдет ни журналист, ни писатель. И потому жизнь надо строить так, как меня учили её родители.
3
Эти напрасные споры меня не приближали к ней, а только отталкивали. Мне даже было противно смотреть на то, как она раздевалась, и я отворачивался от неё к стене.
Она ложилась рядом так, будто между нами только что ничего серьёзного не случилось, и снова пыталась со мной заговорить на противную для меня тему – поиска дополнительного источника дохода. Мне же было ближе духовное общение. Но зная даже закоулки её души, я молчал, и скоро она отставала от меня и умолкала. Я мог не разговаривать с ней день и два, так как гордость заполняла всё моё существо. Она как бы заряжала меня своей гордостью, и тоже упорно молчала. Между нами пролегла невидимая пропасть разобщения и с каждым разом она расширялась до опасных размеров. Лариса обращалась ко мне довольно холодно лишь в тех случаях, когда приглашала к столу.
– Валера, ты будешь завтракать? – её лицо при этом выражало холодность и внутреннее раздражение, чего она умела не показывать. Но ледяной тон её выдавал с головой.
Я же упорно не отзывался и на работу отправлялся без завтрака.
Если это было в выходные дни, отказывался от приёма пищи дома и отправлялся в столовую, под видом, что мне нужно быть в библиотеке, где действительно готовил реферат или контрольную.
Поскольку мы жили с её родителями, завтраки, обеды, ужины всегда готовила тёща, Дарья Михайловна.
Как я мог принимать её стряпню, когда мои отношения и со старшими всё дальше заходили в тупик.
Прожив месяц, я заговорил о разводе, повторяю, как я мог есть то, что было приготовлено не моей женой? Но она не понимала даже этого. Меня услышала тёща и вошла в комнату.
– Нет, женился, так живи! – выпалила она и продолжала взволнованным голосом: – Ты знаешь, сколько мы с твоими родителями угрохали на вашу свадьбу?