Дверь каюты бесшумно отъехала в сторону. Он осмотрелся. Пассажирский отсек выглядел точно так же, как в тот знаменательный день, когда их погружали в стазис – разве что никто не сновал по коридорам, не зачитывал инструктаж и не желал пассажирам приятного полета. Было тихо. Пожалуй, даже слишком тихо. Ни гула двигателей, ни писка датчиков. Ничего.
Хью неуверенно подошел к ближайшей каюте в надежде, что пробудился весь отсек и сейчас всем остро требуется уборщик, нормальный ужин и порция виски. Каюта была закрыта. Он прислушался. Никаких признаков жизни, только гулкая тишина – как во второсортном фантастическом фильме, из тех, что он никогда не согласился бы смотреть и считал потерей времени. В голове промелькнуло, что возможность смотреть фильмы осталась в прошлой жизни, и если бы был шанс туда вернуться, он согласился бы даже на дрянные ужастики – просто чтобы почувствовать себя обычным человеком, твердо стоящим на земле. Если предположить, что она все еще существует, в чем он изрядно сомневался – незадолго до отлета прогнозы звучали неутешительные, мировые державы готовились применить ядерное оружие, и единственным спасительным островком оставалась станция. При условии, разумеется, что у желающего спастись будет достаточно денег, чтобы приобрести билет в один конец.
Шлюзовые перегородки в дальней части коридора оказались наглухо задраенными. Инструктаж требовал связаться с экипажем в случае экстренной ситуации, но попытки Хью воспользоваться связью потерпели поражение – ни один из коммуникаторов не работал. Удача улыбнулась Хью, когда он пошел в другую сторону – перегородка в дальней части коридора была приоткрыта, он с облегчением протиснулся через узкую щель, пересек технический туннель и оказался перед аварийным люком. Неплотно закрытым аварийным люком, из-за которого брезжил дневной свет. По спине пробежал холодок, а тошнота, едва унявшись, снова угрожающе качнулась где-то внутри – паническая и лихорадочная.
Дверца люка со скрипом поддалась, и Хью от неожиданности зажмурился – ему в глаза ударил ни с чем не сравнимый, слепящий солнечный свет. Невозможный свет. Которого не должно было быть. Царапая ладони об шершавую сталь, он осторожно выбрался наружу. Вокруг расстилался безмолвный пустырь. Сквозь трещины в асфальте пробивалась буйная растительность – какие-то колючие кустарники, колоски, мелкие белые цветы, которых Хью никогда не видел. И чертополох. Он озадаченно присел на корточки и коснулся пушистого лилового шарика – такие же в изобилии росли на заднем дворе его родителей, когда они жили на той самой улице, засаженной старыми тополями… Чертополох мог расти только на Земле – и это совершенно не вязалось с реальностью.