Эдгар должен был вернуться с минуты на минуту. Майя привычно расположилась в уютном кресле-качалке с книгой в руках. Книгой выступал черновик «Сумеречной долины», с таким старанием сшитый Эдгаром и облачённый в импровизированную обложку из старого кожаного альбома. Майя была единственным человеком, имевшим возможность наблюдать весь творческий процесс от начала и до самого конца, и лишь ей Эдгар мог доверить прочтение рукописей. Майя всегда была самым первым и самым желанным читателем для него, и ей было приятно осознавать, что он доверял ей рукописи, которые не доверялись никому больше, даже самым близким его друзьям. Она уже читала «Сумеречную долину», и эта история понравилась ей больше всего. Таинственный мир, полный загадок, необычных, хоть и жутких, обитателей – вот то, что из себя представляла эта книга. И где-то в самом сердце Сумеречной долины, там, где обитают существа, неизвестные даже читателям, затерялся кусочек души создателя. Майя знала, как эта книга важна для Эдгара, он трудился над ней долго и кропотливо и, надо сказать, это возымело успех. Сколько бы она ни перечитывала эту книгу, всё вновь и вновь ей хотелось окунуться в этот странный мир. И в этот раз она погрузилась в чтение столь сконцентрированное, что позабыла обо всём на свете…
Что было дальше, Майя не может вспомнить уже долгие годы. Она запомнила лишь то, что в тот день Эдгар так и не вернулся. Он не вернулся ни на следующий день, ни через неделю. Он никогда не вернётся, и где-то в глубине души Майя давно это подозревала. Но даже спустя столько лет, даже превратившись из юной, полной жизненной энергии девушки в беспомощную сухую старушку, она не потеряла надежду. Она всё ещё пребывает в вере, надеется на то, что Эдгар вернётся. Она запомнила его чёрные блестящие волосы, мягкую улыбку бледных губ, сияние небесно-голубых глаз. Она всё ещё ждёт, что вот-вот он явится домой, и она, такая же молодая и счастливая, встретит его, заключит в свои объятья и поймёт, что все эти сорок восемь одиноко прожитых лет были лишь кошмарным сновидением. Что похожие друг на друга дни, соседка, что часто просит дать ей немного денег, и молоденькая сиделка, посещающая её каждые два дня – все они лишь вымышленные образы, отчего-то возникшие в её долгом и мучительном сне. Эдгар вернётся, она услышит скрип входной двери, услышит постукивание каблуков, в её дряхлом теле вновь пробудится живая сила, она поднимется бодрым рывком с кресла-качалки и выйдет с улыбкой ему навстречу. Больше всего она боится, что её длительный сон окажется правдой. Она боится, что силы не наполнят её тело, что она поднимется, с превеликим трудом превозмогая боль в суставах и мигрень, и что в коридоре она натолкнётся на такого же постаревшего, сгорбившегося под тяжестью лет незнакомца, в образе которого лишь отдалённо и не сразу она узнает родное лицо. А может случиться и так, что она и вовсе увидит уже знакомое ей лицо сиделки, которая со свойственной ей мягкой улыбкой проводит старушку обратно в гостиную и начнёт хлопотать вокруг и для неё. Её имени Майя также не может припомнить, как и имя почтальона, когда-то возившего по утрам письма и газеты. Где он, этот почтальон? Куда он подевался? О его судьбе ей ничего не было известно. Может, он сейчас доживает свой век в окружении детей и внуков, а может, давно пребывает за завесой потустороннего мира, приближение которой в скором времени ожидает и сама Майя. Встретить свой конец, не дождавшись возлюбленного, она боится так же сильно, как дождаться Эдгара и не узнать его. И в этом ужасном состоянии, терзающем её разум и душу, она пребывает всё то время, которое живёт в этом доме. Периодическое появление сиделки или соседки-попрошайки заставляет её ненадолго отвлечься от томлений и занять мозг чем-нибудь посторонним. Она знает об этом, но упорно отказывается переселяться в дом престарелых, где о ней позаботятся, где она окончательно избавится от ощущения одиночества. Она всё ещё ждёт его, она точно знает, что встретит его. И только после того, как она вновь обнимет Эдгара, молодого или уже постаревшего, она сможет уйти, этот мир отпустит её. Старческие боли, мигрени и провалы в памяти отступят, душа перестанет ощущать бремя угасающей жизни и, облегчённая, растворится где-то за завесой иного мира, наполненного существами, так сильно похожими на тех, что когда-то оживляли перед ней страницы рукописей, ставших бестселлером…