Я никогда не была в России, а на Кавказе – тем более. Честно говоря, мне это всегда казалось чем-то далёким и незнакомым. Родной язык моих родителей для меня – это почти иностранный. Они говорят на нём между собой, иногда спорят или шутят, но я понимаю только отдельные слова. Мама и папа – современные мусульмане. Они уважали традиции, но не придерживались их строго. Они научили меня многому – как важно быть честной, уважать окружающих, но в их жизни не было того глубокого следования традициям, которые так важны для других семей. В то время как мои друзья по школе легко говорили о своих праздниках и семейных традициях, я всегда чувствовала, что мои традиции были чем-то странным и непонятным. Мне хотелось понять их, но я не могла. Я не понимала, что чувствуют мои родители, когда они вспоминают Кавказ. Всё было отдалённо, как фильм, который я когда-то видела, но не могла вспомнить.
Наш дом стоит на Гайд-Стрит, одной из самых живописных улиц на этом холме. Я выросла на Гайд-стрит, в районе Russian Hill, и эта улица была частью моей жизни столько, сколько я себя помню. Каждое утро я просыпалась от мягкого звука канатной дороги, словно тросы и вагончики шептались между собой, готовясь к новому дню. Это было постоянством в моём мире, где крутые холмы требовали усилий, но всегда награждали потрясающими видами.
Я всегда была одна в семье – единственный ребёнок у мамы и папы. Иногда я завидовала детям, у которых были братья и сёстры, но моя улица стала мне чем-то вроде старшего брата: шумной, дружелюбной, иногда сложной, но всегда рядом. Когда мне нужно было побыть одной, я выходила из нашего дома и начинала подниматься по тротуару, чувствуя, как брусчатка скрипит под ногами.
Мой дом находился ближе к пересечению ул. Франциско. Он был простым, но уютным. Викторианский фасад с белыми рамами на окнах и деревянной дверью, выкрашенной в глубокий синий цвет. Мама любила ставить на крыльце кашпо с цветами, и весной фуксии и герани яркими красками приветствовали прохожих.
Чуть выше по улице стоял голубой дом с белыми окнами. Он всегда казался мне каким-то сказочным, будто из другой эпохи. Балкон был украшен коваными перилами, за которыми красовались горшки с красными геранями. Когда я была маленькой, я мечтала жить в этом доме, представляя, как каждое утро буду выходить на балкон с чашкой чая и смотреть на проезжающие вагончики канатной дороги. Роджерсы, которые там жили, всегда были дружелюбны. Иногда, когда я проходила мимо, миссис Роджерс махала мне рукой из окна, а её муж поправлял цветы на балконе.