– Я надеялся, – сказал Главк со вздохом, – предложить вам устрицы из Британии, но те же ветры, что когда-то были беспощадны к Цезарю, лишили нас устриц.
– А они и впрямь так вкусны, эти устрицы? – спросил Лепид, для удобства еще больше распуская на животе свою тунику.
– Ну, признаться, я подозреваю, что именно дальность расстояния делает их столь лакомыми; им недостает сочности устриц из Брундизия. Но в Риме ни один ужин без них не обходится.
– Бедные бритты! В конце концов, и от них есть какая-то польза, – сказал Саллюстий, – они доставляют нам устриц.
– Лучше бы они доставили нам гладиатора, – сказал эдил, человек практический, который все время думал об амфитеатре.
– Клянусь Палладой! – воскликнул Главк, когда любимый раб венчал его густые волосы новым венком. – Я люблю дикие зрелища, когда зверь дерется со зверем. Но когда человека, такое же существо из плоти и крови, как и мы, безжалостно гонят на арену, на растерзание, это ужасно: меня тошнит, я задыхаюсь, готов сам броситься на арену и защитить его. Крики толпы для меня ужаснее голосов эринний, преследующих Ореста. Я рад, что на этот раз, вероятно, не будет кровавого зрелища!
Эдил пожал плечами. Молодой Саллюстий, самый добродушный человек в Помпеях, широко раскрыл глаза от удивления. Красавец Лепид, который мало говорил, боясь, что от этого у него на лице появятся морщины, воскликнул: «Клянусь Геркулесом!» Прихлебатель Клодий пробормотал: «Клянусь Поллуксом!», и шестой из пирующих, который был «тенью» Клодия, во всем обязанный вторить своему более богатому приятелю, когда не мог превозносить его – прихлебатель у прихлебателя, – тоже пробормотал: «Клянусь Поллуксом!»
– Вы, италийцы, привыкли к таким зрелищам, а мы, греки, более милосердны, – продолжал Главк. – О тень Пиндара! До чего прекрасна истинно греческая игра – состязание человека с человеком, честный поединок, радостный и вместе с тем печальный триумф: так радостно бороться с благородным врагом, и так печально видеть его поверженным!.. Но вам меня не понять.
– Козленок удивительно вкусный, – сказал Саллюстий.
Раб, который резал мясо и очень гордился своим искусством, только что разрезал козленка в такт музыке, которая начала играть тихо и медленно, а потом зазвучала все быстрее и быстрее.
– Повар у тебя, конечно, из Сицилии? – спросил Панса.