– А мне вы дом не сдадите? – спросил чужак.
– Для чего? – спросил Фуараль.
– Как то есть! – сказал чужак. – Чтобы жить.
– Зачем? – спросил Фуараль.
Чужак тогда выставил руку, загнул большой палец и говорит, нарочито медленно.
– Я, – говорит, – художник, живописец.
– Ага, – говорит Фуараль.
Чужак загибает указательный палец.
– Я, – говорит, – смогу здесь работать. Мне здесь нравится. Нравится обзор. Нравятся те два ясеня.
– Ну и хорошо, – говорит Фуараль.
Тогда чужак загибает средний палец.
– Я, – говорит, – хочу прожить здесь шесть месяцев.
– Ага, – говорит Фуараль.
Чужак загибает безымянный.
– Прожить, – говорит, – в этом доме. Который, с вашего позволения, выглядит на желтой земле точно игральная кость посреди пустыни. Или он больше похож на череп?
– Ого! – говорит Фуараль.
А чужак загибает мизинец и говорит:
– За сколько франков – вы разрешите – мне – жить и работать в этом доме – шесть месяцев?
– Зачем? – говорит Фуараль.
Тут чужак аж затопотал. Вышел целый спор; наконец Фуараль взял верх, сказав, что в здешних краях никто домов не снимает: у всякого свой есть.
– Но мне-то надо снять этот дом, – сказал чужак, скрежеща зубами, – чтобы картины здесь рисовать.
– Тем хуже для вас, – сказал Фуараль.
Чужак разразился воплями на каком-то неведомом наречии, едва ли не сатанинском.
– Ваша душа, – сказал он, – видится мне крохотным и омерзительно кругленьким черным мраморным шариком на выжженном белом солончаке.
Фуараль сложил в щепоть большой, средний и безымянный пальцы, а указательным и мизинцем ткнул в сторону чужака: пусть его обижается.
– Сколько вы возьмете за эту лачугу? – спросил чужак. – Может, я ее у вас куплю.
И Фуараль с большим облегчением понял, что это, оказывается, простой, обычный, жалкий идиот. У него и штанов-то нет, чтоб как следует прикрыть задницу, а он зарится на этот прекрасный крепкий дом, за который Фуараль просил бы двадцать тысяч франков, было бы у кого просить.
– Ну! – сказал чужак. – Так сколько же?
Фуаралю надоело зря время терять, и он был не прочь напоследок слегка позабавиться, вот он и сказал:
– Сорок тысяч.
– Дам тридцать пять, – отозвался чужак.
Фуараль от души расхохотался.
– Хорошо смеетесь, – заметил чужак. – Я бы такой смех, пожалуй, нарисовал. Изобразил бы, как сыплются свежевырванные с корнями зубы. Ну и как? Не отдадите за тридцать пять? Задаток могу прямо сейчас.