София чуть наклонилась, устремив на них взгляд, в котором промелькнуло что-то тревожное, но скрытое.
– Задумайтесь, – мягко ответила она, – если сами правила пишут те, кто находится на вершине, почему бы им не создавать системы, где их позиции всегда окажутся защищены, где рост богатства не выходит за узкий круг? Средний класс может быть основой, но что, если его возможности подтачиваются изнутри, теряя силу?
Наступила тягучая тишина, в которой каждый, кажется, рассматривал свои мысли, как кусочки мозаики, которые никак не складывались в цельную картину. Майк перевёл взгляд с Лары на Эрика, будто надеялся, что тот разрушит эту странную, почти магическую атмосферу своим обычным скептицизмом.
Но прежде чем кто-либо успел нарушить молчание, раздался звонкий голос Анны. Она откинулась на спинку стула, взмахнув рукой так, будто прогоняла невидимые тени:
– Парни, давайте веселиться! К чертям ваши теории и философские изыскания. Разве мы сюда для этого пришли? У нас же вечер, давайте не забудем про него.
Её улыбка была заразительной, и напряжение мгновенно ослабло, будто та же рука убрала невидимую завесу. Майк усмехнулся, София слегка улыбнулась уголками губ, а Эрик, поймав взгляд Анны, понял, что, может быть, именно её простая прямота была тем, чего им всем сейчас не хватало.
– Она права, – Эрик пожал плечами, отпуская мысли, словно туман, который растворился в вечернем свете. – В конце концов, загадки этого мира завтра никуда не исчезнут.
Анна с притворно-драматическим вздохом поднялась и направилась к стойке, заказав всем по большой кружке пива. Когда на столе появились тяжелые кружки с янтарной пеной, она подняла свою повыше и произнесла с улыбкой:
– За вечер, который у нас есть сейчас, и за теории, которые подождут до завтра! – Все подхватили тост, звон бокалов заглушил остатки прежней напряженности, и, отпив, каждый почувствовал лёгкость, как будто утренние заботы и мрачные рассуждения растворились в воздухе.
Майк, решив, что вечер – отличное время для шуток, пустился в рассказы о своих коллегах и их невероятных рабочих привычках. С каждым новым анекдотом смех за столом становился громче, и даже София, казавшаяся обычно холодной и загадочной, смеялась от души, запрокинув голову. Эрик, наблюдая за ней, поймал себя на мысли, что видит её как-то иначе – живой, настоящей, не только загадочной, но и по-человечески близкой.