Бальтазар Руссов, летописец Ливонии и первый, кто осмелился проповедовать на языке простого люда, склонился над своим массивным фолиантом. Перо скрипело по пергаменту, выводя аккуратные буквы: "Хроника провинции Ливония".
Внезапно дверь кельи распахнулась, и в комнату ворвался монах Освальд, бледный и изможденный. "Отче, моя мать умирает в богадельне Святого Михкеля!" – голос Освальда дрожал от отчаяния. "Я видел ее… она…" Он задохнулся от рыданий, вспоминая иссохшее лицо матери, ее глаза, полные боли и страха. "Они лечили ее жабьей икрой и сушеной крысой, отче! Пускали кровь, пока она не обессилела. Она лежит на гнилой соломе, вонь от ран невыносима…"
Бальтазар отложил перо и поднял взгляд на молодого монаха. "Я знаю, сын мой. Богадельня – это врата преисподней. Они называют это лечением, но это варварство. Я видел как прикладывали к ранам повязки с толченым ежом, смешанным с золой и волчьем калом. Это лишь усугубляет страдания, но никак не лечит."
Освальд в отчаянии упал на колени. "Что же делать, отче? Неужели нет спасения?"
Бальтазар задумался. "Есть способ, но он опасен. В церкви Святого Духа, в бесценном алтаре, созданном великим мастером Нотке, спрятан камень, обладающий силой исцеления. Его защищает молитва-заклинание, но как только он покинет церковь, сам дьявол начнет на него охоту. Ты должен быть быстр и осторожен."
Освальд, цепляясь за последнюю надежду, поклялся добыть камень. Ночью, под покровом тьмы, он пробрался в церковь через потайной ход. Сердце его бешено колотилось, когда он, шепча молитву-заклинание, коснулся холодного камня, пульсирующего мягким светом, спрятанного в искусной резьбе алтаря. С каждым словом страх отступал, сменяясь решимостью. Он чувствовал, как древняя сила камня откликается на его зов. Камень послушно отделился, и в тот же миг Освальд почувствовал, как тьма сгущается вокруг него. В тот же миг лампада над алтарем погасла, церковь погрузилась во тьму. Освальд почувствовал леденящий холод, пронизывающий его до костей. Он знал, что пробудил древнее зло, и теперь должен бежать, чтобы спасти не только свою мать, но и свою душу.
Ветер выл в узких проходах подземелья, словно сам дьявол гнался за ним по пятам. Шаги, шорохи, шепот тьмы – все сливалось в одну ужасающую симфонию преследования. Освальд споткнулся, молитва-заклинание сорвалась с губ, и он забыл священные слова. Забыл, предал, обрек себя на вечные муки. В тот же миг тьма поглотила его, и он очнулся в лабиринте подземных ходов, где эхо его шагов смешивалось со стонами заблудших душ. Стоны, шепот, крики – голоса тех, кто, как и он, осмелился бросить вызов силам тьмы и потерпел поражение.