Пока главный советник строил планы, Хашар обмывал спину специальным раствором, который помогал регенерации. Эту смесь трав помогла ему подобрать одна сердобольная кухарка. Когда увидела, как три года назад, молодой слуга господина пришел с мокрой от крови рубахе. Женщина долго ахала и охала, помогая Хашару стянуть прилипшую ткань. Она помогла ему тогда и помогала все последующие разы, но в прошлом месяце Орме дали расчет, из-за слабого зрения она перестала быть полезной. Хашар скучал по старушке Орме. Она дарила ему давно забытую ласку и искреннюю заботу и, когда уходила, сунула в руки слуги мешочек с травами и шепнула для чего они. С тех пор, они понадобились впервые, но средство оказалось удивительно эффективным. Кровь сразу остановилась, и боль как будто стала уходить. Хашар подумал, что ему нужно будет обязательно отблагодарить Орму. Он однажды наведался к ней в деревню, Орма приняла юношу с радостью, напоив того молоком и накормив самыми вкусными пирогами в жизни Хашара.
После того, как он закончил с ранами, Хашар надел чистую, но темную рубаху и, захватив на кухне несколько ломтей хлеба и два яблока, спустился к подземному тоннелю. Хашар долго петлял по лабиринтам ходов и переходов. Он запомнил все повороты только с третьего раза, когда следовал за главным советником. Сейчас он находился далеко от дворца, под зданием городской тюрьмы.
Постучав определенным ритмом, Хашар кинул серебряную монету тюремщику:
– Благодарность от господина за молчание.
– Сегодня его не будет? – разочарованно протянул охранник, рассматривая в тусклом свете факела монету.
– Нет, но приказал проверить пленников, возможно, он появится завтра.
Глаза охранника загорелись алчностью. Еще бы. Когда здесь появлялся Махтаар, охранники уходили с золотыми монетами.
– Завтра может и не быть такого удачного улова. Все как любит господин.
– Тебе платят за молчание, Ирмар? Или мне передать господину, что один охранник стал слишком много говорить и думать?
С охранника сбежали краски, он замер и затряс головой.
– Хорошо. Отпирай.
Охранник провел Хашира к камерам и открыл одну из них. Там сидел босоногий мальчишка лет десяти, в оборванной одежде, чумазый и грязный с головы до ног. Он жался к стене и был похож на маленького крысеныша. Только глаза зло сверкали из-под свалявшейся челки.