Отец особо не любил выставлять что-либо напоказ. В доме было не так уж много свидетельств того, что у него вообще имелись дети, даже когда мы были маленькими. Ни школьных фотографий, висящих на стене, ни рисунков на холодильнике, ни дверцы кладовой, где на протяжении многих лет отмечались бы наши успехи. Мама была более сентиментальной, но для нее был важен внешний аспект, поэтому после развода она придала нашему новому жилью шикарный, утонченный вид, в котором не допускались разные безделушки или украшения, сделанные своими руками. Теперь каждое Рождество, когда они с моим отчимом Биллом были вместе, она наряжала искусственную серебряную елку только белыми и серебряными игрушками, а на верхушку водружала звезду из уотерфордского хрусталя. И я не представляла, где при подобном раскладе можно пристроить такую вещицу, как глиняное украшение с отпечатками ладоней Коннера, сделанное им в детском саду.
Себя я тоже не считаю особо сентиментальным или стремящимся к публичной демонстрации чувств человеком. Как в том эпизоде сериала «Офис», где Джим устраивает дурацкую версию Олимпийских игр и мастерит всем медали из крышечек от йогурта. В конце концов, Райан, временный работник, выбрасывает свою медаль и начинает рассуждать о том, что мог бы либо выбросить ее сразу, либо подождать два месяца, но в любом случае, именно так он должен был поступить с медалью, сделанной из мусора. Райан явно отрицательный персонаж, но в тот момент я почувствовала, что меня понимают.
Там, в Северной Каролине, небольшой кабинет на кафедре английского языка, где я занималась преподавательскими заданиями и который делила с другой аспиранткой, выглядел как декорация для «Доктора Джекила и мистера Хайда». Причем по всему было видно, что Джекил любит фильм «Очень странные дела», фигурки «Фанко Попс» и свадебные фотографии в пастельных тонах, а Хайд – стены из шлакоблоков в камере смертников. Я никогда не утруждала себя тем, чтобы что-нибудь повесить на стену кабинета, поскольку всегда думала, что это временная работа – лишь до того момента, как я закончу учебу. Ну, это если не учитывать, что я преподавала там последние четыре года, то есть дольше, чем работала где-либо еще.
Так что мне было совсем не в тягость начать выбрасывать из дома вещи. Коннер, с другой стороны, сопротивлялся изо всех сил.