Дядю окружало легкое сияние, как бы напоминая, что достойнейший маркиз Риллер более не числится в списке живых.
– Дядя? Чего вам в такой час не спится? – спросила я было, но тут же поняла, насколько бестактно это прозвучало. Интересуюсь у почившего, чего это он не созерцает свой вечный сон.
Дядя Эрланд покачал головой. Потом развел руки, будто собирался обнять спальню изнутри. И еще раз покачал головой.
– Да, я сейчас не дома, – согласилась я.
Дядя топнул ногой. Разумеется, звука я не услышала. Ведь Эрланд Риллер – всего лишь тень.
– Дядюшка, вы что-то мне хотите сообщить? – догадалась я.
Родственник закивал.
– Так сообщайте! – подбодрила я его.
Дядя насупился и помотал головой.
– Ничего не понимаю!
Я села в кровати.
– Хотите и не сообщите?
Губы дяди задвигались, словно он речь произносил. Но слов до меня не донеслось.
Он как рыба – рот открывает, а не слышно ничего.
– Как трагично! Вы не можете говорить со мной!
Дядя Эрланд кивнул.
– Но попробуйте показать тогда.
Дядюшка кивнул снова, а потом начал руками что-то изображать. Очертил в воздухе квадрат.
– Что это, коробка? – обрадовалась я. – Вы приготовили кому-то подарок на Зимолетие, и не отправили?
На лице дяди Эрланда появилась досада. Он снова топнул ногой, но я не боялась. Все равно беззвучно.
Человек, заменивший мне родителей, снова принялся что-то показывать. На этот раз у него получился прямоугольник.
– Что же это может быть? – задумалась я. – Рама? Картина! Точно. Мое, с позволения сказать, наследство!
Дядя кивнул.
Я вздохнула. Эрланд Риллер – известный скряга, у него зимой снежок не допросишься. Слышала байку, что он в детстве их лепил и продавал за мелкие медяшки товарищам по играм, во время снежных боев.
Уж не знаю, правда ли это, но очень на дядю похоже. И так он относился к любой ерунде, что дома у него была. Сейчас, кажется, покойный маркиз требовал отчета, как я его картиной распорядилась.
– Этот…э-э-э… шедевр находится в моей комнате в общежитии. Если вы волнуетесь, не собираюсь ли я пустить его на растопку, то все в порядке. Ничего с ним не случится.
Дядя топнул ногой и показал на меня, потом снова начертил в воздухе прямоугольник.
– Не поняла, вы хотите, чтобы я тоже написала картину? Вряд ли у меня выйдет настолько же талантливо, как у вашего конюха Петрея.
Мой опекун закрыл лицо ладонью. Кажется, он был в отчаянии. У него даже лоб вспотел несмотря на то, что он призрак.