Закончилась ещё одна учебная неделя, прошёл последний урок. Дни стали короче и холодней. Уже вечерело. В замке стояли тишина и покой. Предоставив другим нежиться у камина в глубоких креслах большого зала, играть в рунар или повторять пройденное, Ковен решил наконец-то отправиться в мастерскую механиматики и навестить Эркенбальду.
Со времени Шамониоса глава факультета уже дважды пропускала лекции. После смертельно опасного боя с Триликом и таинственного исчезновения рукокрылого Эркенбальда мгновенно восстановила протезы Ковена, нацепила их ему на лапы резкими порывистыми движениями, не промолвив ни единого слова.
Они так ни разу и не поговорили с тех пор.
Никто не знал, где она пропадает. Заменявшая её преподавательница экспериментальной машинерии и бионики по имени Нед лишь недоумённо разводила лапами в ответ на расспросы школяров.
Эркенбальда и прежде отличалась некоторыми чудачествами, но теперешнее её затворничество выглядело совсем уж странным.
Ковен решительно направился к ней в мастерскую.
Он уговорил друзей не сопровождать его, и теперь постоянно оглядывался по сторонам и настороженно прислушивался. Страшные видения, что настигли егов коридоре возле пещеры кристалла, и стойкое ощущение, будто кто-то за ним наблюдает, по-прежнему преследовали его. Мучительная судорога то и дело сводила живот. Он больше не был наивным, глупым котёнком и прекрасно понимал, что причина таилась в нём самом. В его душе поселился вечный неодолимый страх, он отравлял Ковену дни, не давал уснуть ночью, заставлял мучительно ворочаться в гнезде на Насесте.
– Ты напуган, и это вполне естественно, – попыталась утешить его Брайна, когда он вновь пожаловался на бессонницу и тревожность.
Подобные состояния ей были явно знакомы. Поэтому она с уверенностью подбадривала его, подразумевая: «Это пройдёт, вот увидишь! Такое бывает со всеми». Будто речь шла о срыгивании комков шерсти.
Нет, слова Брайны его не успокаивали, он чувствовал: с ним что-то не так.
«Вполне естественно».
Вовсе нет. Ковен знал: внутри поселился лютый зверь, способный растерзать его в один миг. Мысль о нём пугала. Чем больше он размышлял о своём страхе, тем сильней страшился его. Ужас умножал ужас.
«А вдруг страх не пройдёт, а раздавит меня окончательно?»– то и дело спрашивал он себя, не в силах успокоиться.