Ей пришлось на время забыть про весьма прилично оплачиваемую работу, чтобы выручить его. Ей сейчас следовало быть за сотни миль отсюда, а не разглядывать некое подобие лица пребывавшего в обмороке Эллиота.
«Оставь его, цыпленочек, – звучал в мозгу голос Мунго. – Ты о нем достаточно позаботилась. Нельзя ради него забывать о своей миссии».
Джо не могла не признать, что Эллиот отвлек ее от текущей «миссии» – как Мунго пафосно называл их услуги, – но ей совсем не хотелось оставлять его в лапах жестоких похитителей.
Выкрасть Эллиота у банды «Красные коты», процветавшей на просторах раздираемой войной Франции и жившей за счет перепуганных сельских жителей, было очень непросто. Хотя те, кто пытал и допрашивал Эллиота, не входили в состав армии, французское правительство платило им за сведения, добытые в ходе насильственных действий по отношению к обитателям французской провинции.
Чем бы Эллиот ни был занят во Франции, за агента министерства внутренних дел Британия могла хорошо заплатить, и ему жилось бы несладко – и скорее всего недолго, – не вмешайся Джо вместе со своими подопечными. Впрочем, ей не потребовалась какая-то особая сноровка или подготовка: «Красные коты» всегда любили хорошо выпить и развлечься с девками, поэтому не оставляли у камеры Эллиота больше одного сторожа.
Бандиты истязали тощего жилистого англичанина пять дней, но он так и не сломался. Это произвело на Джо сильное впечатление и в то же время и пугало до чертиков. Но она была слишком хорошо осведомлена о пытках и их эффективности: рано или поздно Эллиот рассказал бы «Котам» все, что они хотели знать, каким бы прекрасным агентом ни был.
А если бы они установили его личность, то очень скоро вышли бы на Цирк Фарнема и женщину, которую Джо надлежало защищать: Марианну Симпсон, – так что Джо могла бы сказать, что, спасая Эллиота, решала проблему, которая могла разрастись и поставить под угрозу ее миссию.
«Девчушка моя, ты же понимаешь, что ничего у вас с ним не выйдет», – слышала она голос Мунго, совсем как живого. Не то чтобы Джо позволила себе это дурацкое увлечение, когда Мунго был жив…
«Это называется «одержимость», цыпленочек».
Джо закатила глаза. «Ладно, пусть будет одержимость».
С Мунго они никогда не оставались на одном месте подолгу.
«Надо все время двигаться». Он повторял это как заклинание, и бо́льшую часть из тех двадцати восьми лет, что Джо прожила на свете, они придерживались этого правила, или, по крайней мере, так долго, как она помнила. Она все еще следовала этому наставлению, хотя Мунго уже не было в живых. Почти полгода прошло со дня его смерти, но боль утраты была так же остра, как лезвия шести ножей, которые Джо всегда держала при себе.