– Нет. Я бы не удержался на ногах, если бы вышел. Более того, я не уверен, что это было бы возможно даже в сухую погоду.
Доктор Фелл повернул к нему сияющее лицо. Казалось, он с трудом удерживался от того, чтобы не взять это чудо на руки и не подкинуть в воздух, как необыкновенную игрушку.
– А дальше что, мальчик мой? – спросил он приветливо. – В смысле, что вы подумали, когда ваше уравнение рассыпалось?
Миллс продолжал загадочно улыбаться:
– Это нам еще предстоит увидеть. Я математик, сэр. Я никогда не разрешаю себе предполагать. – Он сложил руки на груди. – Однако, несмотря на мое уверенное заявление, что он не покинул комнату через дверь, мне хотелось бы еще раз обратить на это ваше внимание, джентльмены.
– Сейчас вы должны точно описать все, что произошло здесь этим вечером. – Хэдли провел ладонью по лбу. Потом сел за стол и достал свою записную книжку. – Спокойно! Будем двигаться последовательно. Итак. Как долго вы работали у профессора Гримо?
– Три года и восемь месяцев, – ответил Миллс, сжав зубы.
Рэмпол это заметил: записная книжка создала атмосферу допроса, и теперь он сдерживал себя, чтобы отвечать кратко.
– Перечислите ваши обязанности.
– Частично работа с корреспонденцией и общие секретарские обязанности. И главная обязанность – помогать ему готовить к выпуску новый труд под названием «История и происхождение среднеевропейских суеверий, совместно с…»
– Несомненно. Сколько человек проживает в доме?
– Помимо меня и Гримо, четверо.
– Да-да, и?
– А! Вам нужны их имена. Розетта Гримо, его дочь. Мадам Дюмон, экономка. И старый друг доктора Гримо по фамилии Дрэйман. Еще горничная, фамилию которой мне не сообщили, но зовут ее Энни.
– Кто был в доме сегодня ночью во время произошедшего?
Миллс приподнял носок своего ботинка, удерживая равновесие, и уставился на него – еще один трюк из его коллекции.
– На этот вопрос я, разумеется, не могу ответить со всей уверенностью. Но я расскажу вам все, что знаю. – Он перекатился с пятки на носок и обратно. – После ужина, в семь тридцать, доктор Гримо поднялся сюда, намереваясь поработать. Это его обычное субботнее занятие. Он сказал мне, чтобы его никто не беспокоил до одиннадцати. Это тоже нерушимая традиция. Однако еще он сказал… – на лбу молодого человека вдруг снова выступили бисеринки пота, хотя лицо его оставалось бесстрастным, – сказал… что в половине десятого к нему может заглянуть гость.