У Рэмпола сложилось впечатление, что он стал свидетелем изящного парирования опытного фехтовальщика. Хэдли, судя по всему, тоже ощутил нечто подобное, хотя следующий вопрос задал секретарю:
– Мистер Миллс, помните ли вы, сколько было времени, когда высокий человек вошел в комнату?
– Было без десяти десять. Рядом с моей пишущей машинкой обычно стоят часы, поэтому да, я запомнил.
– И во сколько вы услышали выстрел?
– Ровно в десять минут одиннадцатого.
– Хотите сказать, вы все это время просто наблюдали за дверью?
– Так точно. – Миллс прочистил горло. – Несмотря на мою так называемую пугливость, упомянутую Пифией, я первый подбежал к двери сразу после того, как раздался выстрел. Она все еще была заперта изнутри, как вам уже хорошо известно, потому что вы и сами вскоре после выстрела поднялись наверх.
– В течение этих двадцати минут до выстрела слышали ли вы какие-нибудь голоса, передвижения и любые другие звуки?
– В какой-то момент мне показалось, что разговор перешел на повышенные тона, и потом я услышал нечто, что можно назвать звуком глухого удара. Но я был слишком далеко… – Миллс опять начал раскачиваться и смотреть по сторонам, пока не наткнулся на холодный взгляд Хэдли. На его лбу снова выступил пот. – Теперь-то я, конечно, осознаю, какую совершенно невероятную историю мне приходится вам рассказывать… – Его голос стал на октаву выше. – И все же, джентльмены, я клянусь!.. – Миллс неожиданно взметнул вверх пухлый кулак.
– Все в порядке, Стюарт, – успокоила его женщина. – Я могу подтвердить твои слова.
Хэдли обратился к ним с мрачной учтивостью:
– Вот и славно. Последний вопрос, мистер Миллс. Можете ли вы в точности описать внешний вид визитера? – Он быстро обернулся. – Не сейчас, мадам, – строго сказал он, – всему свое время. Ну что, мистер Миллс?
– Я могу утверждать, что на нем было длинное черное пальто, кепи из какого-то коричневатого материала. Брюки тоже у него были темными. На ботинки я не обратил внимания. Когда он снял кепи, я увидел его волосы, они… – Миллс помедлил, подбирая слова. – Удивительно! Не хочу показаться фантазером, но теперь я припоминаю, что его темные волосы блестели, как краска, если вы понимаете, о чем я. Словно вся его голова была сделана из папье-маше.
Хэдли, который мерил шагами пол перед огромной картиной, повернулся так резко, что Миллс пискнул.