– Ты очевидно не в порядке, Джей. Признайся хотя бы себе, – прошептала она.
– Это не твое дело, Вивьен. Я уже понял, что для тебя это неведомо, но прошу уважать мое личное пространство, вот и все, – процедил он, вкладывая свое раздражение в каждое слово.
– Какое личное пространство? Такие препараты опасно принимать без назначения врача! От передозировки можно даже умереть!
– От чего угодно можно умереть, – сухо усмехнулся Миллс, потерев пальцами отяжелевшие веки.
Вивьен слушала, как мокрый снег перерастает в ливень, отбивающий бешеные ритмы по крыше в такт пульсу в висках. Отстраненный вид Джареда и то, как безразлично он говорил о собственной жизни, болезненно отозвались в ее сердце. Туго сглотнув, она продолжала глядеть на его равнодушный профиль.
– Я знаю, что ты делаешь, Миллс. Пытаешься сломать руку, протянутую тебе для помощи. Я уже видела подобное, – вздохнула она, вспоминая о сестре. О том, как та отстранялась от близких в самые тяжелые периоды. – Знаю, ты не нарочно. Депрессия говорит тебе делать это. Я права?
Джаред молчал, сжавшись в напряжении. Он чувствовал себя заложником в собственной машине. Хотелось выбежать и нестись подальше от девушки, что словно читала мысли и каким-то неведомым для него образом умела заглядывать вглубь. Сумела разглядеть то, чего не заметил даже терапевт на первом и одновременно последнем сеансе. Но в тот момент Миллс не мог позволить себе признаться Вивьен. Он отвернулся и спрятал охваченные судорогой кулаки в карманах пальто.
– Не хочешь говорить. Ладно, – понимающе кивнула Ви. – Тогда просто слушай. У каждого свои демоны. Что бы тебя ни мучило, я знаю, каково это, когда тобой управляет болезнь. Как ты теряешь себя в ней. Позволяешь принимать за тебя решения. Начинаешь определять себя тем, чем страдаешь, а не тем, чем живешь. Когда я гробила себя булимией в старших классах, мне нужен был кто-то, кто показал бы: это ненормально. Поверь, я знаю, насколько сложно это увидеть. И еще сложнее – побороть самостоятельно. Особенно когда не хочешь бороться. Моим «кем-то» стал Стиви, ради него я захотела бороться.
Сердце Миллса мучительно откликалось на каждое слово, но терзаемый болезнью разум отмахивался, пытаясь удержать его в одиночной камере собственного нездорового сознания.
Вивьен отвернулась к окну, смахнула навязчивую слезу в уголке глаза и вполголоса продолжила: