Я так никогда и не услышал этого рассказа из уст самого доктора, поскольку тот вечер супруги Фелл и я провели в театре, а на другой день у меня уже все было готово к отъезду: я покидал Лондон. Сомнительно, однако, чтобы доктор стал подробно излагать то, как он любопытнейшим образом помог Департаменту уголовного розыска сохранить свое лицо. Тем не менее всякого, кто хорошо знает доктора Фелла, не могут не заинтересовать обстоятельства дела, которое заставило его испытать чувство страха. В конце концов я узнал обо всем от профессора Мельсона, сопровождавшего доктора Фелла в том расследовании от начала до конца. Произошло это осенью, за год до того, как доктор Фелл переехал в Лондон в качестве советника Скотленд-Ярда (причины этого переезда как раз и станут понятными в конце повествования). Это дело было последним из тех, расследование которых официально возглавлял главный инспектор Дэвид Хэдли перед самым своим выходом на пенсию. На пенсию он, однако, не вышел. Сейчас он суперинтендент Хэдли, и это также станет понятным. В силу того что некое лицо, игравшее в деле значительную роль, скончалось не далее как четыре месяца назад, исчезли последние препятствия к преданию гласности некоторых его важных деталей. Поэтому я излагаю здесь все факты. Когда Мельсон закончил свой рассказ, мне стало понятно, почему этот человек, обычно столь хладнокровный, навсегда сохранит предубеждение против застекленных крыш и золотой краски, почему мотив убийства был столь дьявольски тонок, а орудие – уникально, почему Хэдли считает, что дело это может быть названо «Делом Летающей перчатки» и почему, наконец, некоторые из нас навсегда запомнят загадку часового циферблата как величайшее дело доктора Фелла.
Это случилось вечером 4 сентября. Мельсон хорошо запомнил дату, поскольку ровно через неделю он должен был отплыть домой, чтобы успеть к началу осеннего семестра, открывавшегося 15 числа. Он чувствовал себя усталым. Судите сами, что получится за отпуск, если все лето уходит у вас на то, чтобы как-то поддержать свой академический престиж, выполняя такую весьма условную и трудоемкую повинность, как «публикование своих трудов». Работа над «Сокращенным изложением „Истории моего времени“ епископа Бернета, изданным и аннотированным доктором философии Уолтером С. Мельсоном» тянулась так долго и профессор так яростно не соглашался со старым сплетником чуть ли не по каждому пункту, что даже удовольствие уличить того во лжи – весьма, кстати, частое – не подогревало больше его энтузиазма. В тот вечер, однако, Мельсон постоянно ловил себя на том, что улыбается. Он чувствовал присутствие старого друга, тяжело шагающего рядом: силуэт его внушительной фигуры в невероятных размеров черном плаще и неизменной шляпе с загнутыми полями, какие носят английские священники, отчетливо выделялся в свете уличных фонарей, две его трости, по обыкновению сердито споря друг с другом, громко постукивали по пустынной мостовой.