Игорь. Я слышала, что его повысили с мелкого наркодилера. Теперь он бизнесмен, как все они, кого удача не обделила. Кого обделила, те либо умерли, либо в тюрьме. Или в психушке, как Лялька. Или, как я – нигде. Существуют.
– Катя, – позвал он. – Я знаю, что ты дома.
Я не боялась Игоря. Сенька бы любого убил. Я боялась прошлого. Да и Сеньки рядом нет. Я в который раз поразилась его чутью. И дверь открыла. Глупо прятаться за ней, никого это ещё не спасло.
– Привет, – поздоровался он, входя. Разулся. Головой завертел. – Цветешь и пахнешь. Обжилась, смотрю.
– Чай будешь?
Я старалась, чтобы голос не дрожал. И руки тоже. Игорь кивнул, прошёл в кухню. И чай взял. На мою котлету покосился с неодобрением. Пил, по сторонам глазел, словно и правда соскучился и на чай заглянул.
– Что тебе нужно? – не выдержала я, хотя обещала молчать, пока сам не заговорит.
– Долги, Катька, долги. И не мне, сама понимаешь.
Я отпрянула. Сохранить самообладание в данной ситуации – невозможная вещь, даже пытаться не стала. И во взгляде Игоря – жалость. От этого ещё паршивее.
– Сенька…
– Уехал, – перебил Игорь. – Можешь ему позвонить. Недоступен. И спасти тебя не успеет, Кать. Да и не так все страшно… ты же знаешь.
– Когда?
– Завтра в десять вечера. – Он одним глотком допил чай. Поднялся. Мне хотелось запустить кружкой ему вслед. Кружку жалко – мамина. Их всего шесть осталось. – Только не причиняй хлопот, Катя. Не надо бегать, все равно найдут.
Катина папка все также лежала в столе. Иногда мне хотелось достать, открыть, посмотреть на фотографию. Потом вспоминал, как по-хозяйски лежит на её талии Сенькина рука, и скрипел зубами. Говорил себе – это не любовь. Даже в восемнадцать не любовь – гормоны. Но, слава богу, я вышел из возраста, в котором яростно дрочишь, представляя себе девственный лик той самой, блядь, единственной.
Мне тридцать два года. Я просто вернулся домой. А то, что папки толстеют – Иван регулярно пополнял их новыми листами – ни о чем не говорило. Естественная жажда справедливости.
Олимпиец отмывался от пыли, наводил лоск и сиял огнями. На торжественное открытие даже выписан популярный ведущий и не менее популярная певичка. Я с удовольствием ходил по тихим пока этажам, по которым разносилось гулкое эхо. Большая часть магазинов и бутиков уже была готова к работе, и в вечернее время, когда в здании кроме меня и охраны никого не оставалось, я воображал, что остался один в целом мире. Пустой торговый центр выглядел очень апокалиптично. Я спускался на первый этаж, садился в одно из кожаных кресел кафе, что находилось прямо в фойе, и курил, так как никто не мог запретить мне это делать.