– Ты меня любишь? – вдруг спросила Ляля.
Моё глупое сердце снова совершило кульбит в груди. На глаза навернулись слёзы. Прижала Ляльку к себе. От её волос пахнет яблочным шампунем.
– Конечно, люблю… кого мне любить, если не тебя?
Новый год я вовсе не встречала. Сбежала в приморский городок – наш, русский. Штормило, к морю не приблизиться, зато мне импонировал его шум. И то, как ветер гнул мокрые деревья – тоже. И речь президента я слушать не стала – что он мог мне обещать? От поздравления хозяйки пустого пансионата тоже бежала.
А сейчас вышла в зимнюю темень и вдруг вспомнила – старый новый год же. Когда-то в прошлой жизни этот день был поводом ещё раз погулять. Шумно, весело. А сейчас… повинуясь порыву, я купила бутылку шампанского, кулек мандаринов, ароматных, в темно зелёных листьях. Контейнер с оливье. Вроде готова к празднику…
Мой дом светился десятками огней. Люди с работы пришли. Может, тоже готовятся, режут оливье, собираясь в десятый уже раз почтить наступивший год. Я сидела в машине. Достала сигарету, закурила. Курить я бросила вовсе не потому, что считала это вредным для себя. Просто находила какое-то извращенное удовольствие в необходимости ломать себя. Когда херово, поневоле вспоминаешь, что жив. А бросить курить было непросто… Может, снова начать, привыкнуть, и снова бросить?
Пассажирская дверь открылась. Пахнуло знакомой туалетной водой – сама её выбрала, лет, наверное, двенадцать назад, а Сенька на редкость консервативен. Впрочем, догадалась бы и с закрытыми глазами. Только Сенька считал, что личное пространство – это хрень несусветная, и вовсе оно мне не нужно.
– Все куришь? – спросил вместо приветствия.
– Курю.
– К дуре своей ездила?
– Эта дура – единственный родной мне человек.
Сенька отобрал у меня сигарету – тоже дурацкая, устоявшаяся с годами привычка – докуривать за меня. Глубоко затянулся. А потом потянулся ко мне. Притянул меня к себе, больно ухватив за подбородок. Прижался к моим губам, силой вынудив меня приоткрыть рот. И выдохнул в него дым. И сам проник вместе с дымом. От него – едкого дыма, запершило в горле, я поперхнулась и, вырвавшись, закашлялась. Сенька невозмутимо курил.
– Ты – чокнутый!
– Я тебе родной, – чётко сказал он. – Я тебя двадцать лет знаю. И что у тебя родинка на заднице. И что на макушке волосы первые седые, а ты их закрашиваешь. Я видел, как ты дохла, блевала, по снегу пьяная ползала. Я знаю, как ты кончаешь. И как предаешь тоже. Поняла, Дюймовочка? Нет у тебя никого роднее меня.