Одно было ясно: деньги на платье есть, ведь это же двенадцать из четырнадцати! Однако придется потерпеть до среды, пока узнаешь что и как.
– Все, что останется, – тебе, – сказала Ада толстой подруге в порыве нежной любви, и не лгала.
Она так и видела, как идет там, у них, по этому Диору, а служащие наперебой угождают ей. Сумка распухла от денег; она осматривает платье за платьем – бархат, вельвет, атлас, тафту, парчу – и изрекает наконец: «Вот это!»
Но при всем своем оптимизме она подозревала, что не все пройдет так гладко. Захотеть ненужную, прекрасную вещь, выиграть в лотерею и купить, что решила, – нет, это бывает только в книгах.
А все же бывает и в жизни. Что ж, подождем до среды… Как-никак, а платье она купит, хоть бы и на все деньги. Главная премия тянула и на сто пятьдесят тысяч.
В среду утром пришла телеграмма. Из любви к подруге она не открыла ее, пока не оделась и не пошла к ней, а та, опустившись в кресло, стала обмахиваться фартуком, крича:
– Открой ты ее, а то я умру!
Дрожащими пальцами миссис Харрис открыла конверт и развернула послание. Оно сообщало, что ее выигрыш – сто два фунта, семь шиллингов, девять с половиной пенсов. Тщетно подруга, как друзья Иова, утешала: «Спасибо, что не хуже, и то хлеб!» – она онемела от разочарования, хотя и знала, что в жизни всегда так.
Что же это? Из списка выигравших, полученного через день-другой, все стало ясно: никто не угадал 14 цифр, даже 13, но 12 угадали многие, и сумму разделили на всех.
Конечно, сто два фунта, семь шиллингов, девять с половиной пенсов – не что-нибудь, и все же по ночам миссис Харрис просыпалась от горя и не сразу вспоминала почему.
Справившись с собой, она подумала было, что забудет о платье и накупит всяких хороших вещей, – но нет. Мечта не утихла. Просыпалась она утром, но все – с горя, словно забыла во сне, чего лишилась, а теперь придется вспомнить. И она вспоминала: платье, это платье, которого у нее уже никогда не будет.
Вечером же, напившись с подругой чаю, она брала грелку, укрывалась получше и безуспешно старалась думать о чем-нибудь другом: о новой барышне майора Уоллеса, которую он выдавал за племянницу из Южной Африки (все они были племянницы, воспитанницы, секретарши), или о последнем чудачестве графини Вышинской, которая пристрастилась к трубке. Она пыталась вспомнить, как ругалась мисс Памела, когда она разбила пепельницу – все зря. Лежа в темноте, она созерцала платье от Диора.