Слезы наворачиваются на глаза, и я моргаю, пытаясь не обращать на них внимания.
Сестра научила меня многому, но самое важное она донесла до меня не словами, а поступками: не позволяй мерзавцам видеть, что ты уничтожена.
– Ты что… ты расстаешься со мной? – спрашиваю я, зная ответ, но все еще не до конца веря в происходящее.
Мне нужно подтверждение.
– Я хотел сделать это еще раньше, – говорит он так, будто вся эта ситуация вымотала его.
Будто его выматывает, что разрыв наших четырехлетних отношений занимает больше пяти минут, и он думает, когда же я наконец уже свалю ко всем чертям из его машины и он сможет уехать.
– Раньше… – выдыхаю я.
– А ты никогда не думала о том, почему мы так и не съехались? – спрашивает он у меня так, будто я идиотка. Словно он считает меня слишком тупой, чтобы задаваться такими вопросами.
Конечно, я задавалась. Какая женщина не стала бы?
Я просто никогда не хотела давить на него.
«Ты ничего не добьешься в отношениях с властным мужчиной, если будешь давить на него». Помню, я когда-то прочитала эту фразу в женском журнале. Я предположила, что у него все схвачено, и отдала руль в его руки.
Я позволила ему быть властным мужчиной!
– Никогда не думала, почему я не хочу брать тебя на мероприятия на работе?
Он знает, что я думала… Я спрашивала об этом несколько лет. Его губы медленно расползаются в тошнотворной улыбке.
– Никогда не удивлялась, почему я не делаю тебе предложение?
У меня скручивает живот, и только сейчас я понимаю: он испытывает ненормальное удовольствие от всего происходящего, от того, как заставляет меня чувствовать себя.
Ему весело.
– И ты решил сделать это сегодня? – спрашиваю я окрепшим голосом.
Мне плохо верится во все это, но в глубине души поднимается гнев. Он бурлит и, я надеюсь, маскирует собой невыносимую боль, которую Ричард причиняет мне.
Он не заслуживает увидеть ее.
– Ты думаешь, я спланировал все это, Эбби? Какого хрена я бы ехал в такую даль на этот гребаный Лонг-Айленд, если бы, как минимум, не собирался заняться сексом сегодня?
Внутри все будто разбивается вдребезги вместе с моим сердцем и чувством собственного достоинства.
Его слова отвратительны.
Не могу сказать, играет ли он эту роль специально, чтобы причинить мне боль и ударить посильнее, или он такой и есть, и я просто вижу его без розовых очков. Как давно в нем столько отвратительных слов и мерзких намерений? И как я могла влюбиться так сильно в свое представление о нем, чтобы не увидеть его настоящего?