Находиться подолгу в бане из-за влажного тяжёлого пара и удушающего жара было невозможно. Поспеловы купались, кутались в полотенца и одежду на летней кухне, а затем, красные и разомлевшие, бежали по открытому холодному двору (нередко под дождём и порывами злого ледяного ветра) в дом, чтобы очухаться после парилки да попить свежего чая с мёдом.
Копоть и сырость украшали летнюю кухню разводами черной плесени. Летом Люба стены белила, только без толку. Низенькие, вечно запотевшие окна, покрытые облупившейся синей краской, были заставлены хламом: ржавыми банками, битыми тарелками, обрывками газет, мотками растрёпанных веревок и прочей рухлядью. Мать запрещала выкидывать – авось пригодится.
Мыши подъели подгнивший пол по углам и прожрали лазы в изгаженной, проржавевшей насквозь газовой плите. Люба, каждый раз зажигая духовку, боялась, что ненароком поджарит нескольких замешкавшихся тварей.
Тараканы стали особым злом из-за неряшливости хозяев и содержавшейся в сараях животины. Ночью, если зайти в пристройку и включить свет, столкновение с черно-рыжим шевелящимся ковром было неизбежно. Не было ни раковины для мытья посуды, ни шкафов (чистые тарелки и чашки Люба складывала на столе). Вместо них – лишь полка для кастрюль да кран на ржавой трубе, торчавшей из пола. Под краном тусило ведро на табуретке. В ведре мыли посуду, еду, тряпку, руки. Вода расплёскивалась и стояла вонючей лужей у основания трубы, из-за чего та ржавела и протекала (отец течи латал резиной и проволочным жгутом).
Кухонный интерьер вызывал у Поспеловой тошноту и неприятие. «Что у Коробкина домик-малютка, что у Овчинникова. Там нашли место как для уборной с ванной, так и для опрятной уютной кухни. У Камиллы не кухня, а загляденье! У Кати Лыткиной из-за стола выползать не хочется: ни запаха прогорклого масла, ни жирных пятен, ни копоти на стенах. Нафиг нужен дворец, если в нём ничего для удобства и комфорта нет? Почему другие ребята живут иначе?» – сокрушалась тихоня.
– Люба, занеси тазы в баню, чтоб согрелись. Мать не любит холодное железо. – Василий Михайлович, вырвав дочь из раздумий, подкинул пару дровишек в печь. Отец любил топить; он сидел в одиночестве у огня на скамейке весь день и всё думал, думал.
Девочка огляделась. Она не заметила, что мать устала молчать и ушла.