Не пройдя и первого ряда от моста, товарный кассир столкнулась со знакомой пожилой женщиной. Завязался разговор.
– Дочка какая у тебя красавица, Шурочка! Хозяйка растёт, – дежурно отметила с улыбкой благочестивая старушка-божий одуванчик.
– Да, воспитываю, стараюсь! Она у меня умница! Любонька на рынок со мной пошла, чтобы помочь, – тут же расхвасталась мама. – Повезло мне с доченькой: будет на кого в старости положиться!
Школьница стала разглядывать свою обувь. Какая бы ни была ругань на Солнечном 27, мама сор из избы выносить избегала, другим запрещала и строго наказывала: «Меньше чужие знают – лучше спят!» Благодаря такой политике семья Поспеловых смотрелась в глазах посторонних порядочной, воспитанной и благополучной. А что там за стенами дома происходило, знали только домочадцы. Вот и сейчас перед очередной значимой бабулькой Григорьевна изображала заботливую мать и достойную жену, скрывая малейшие следы ссоры, лишь аккуратно давая понять отпрыску – вскользь, словом, жестом или мимикой – что та должна быть ей благодарна за сохранение репутации хорошей невесты.
– Бывают, конечно, недоразумения, но Люба старается делать выводы, исправляет ошибки и стремится к лучшему. Правда же, солнышко? – Шура пронзительно взглянула на подростка, прищурив сурово глаза.
– Конечно, правда! – не выдержала вранья будущая невеста. – На Новый Год, например, мама разрыдалась и пожалела, что аборт не сделала! Что родила волчьего выродка и скотину. Маму понимаю! Как тут не плакать?! Воспитываешь-воспитываешь, а растёт проститутки тупой кусок, который сдохнет под забором, потому что никто на убогих не женится. Обидно, правда? У всех дочери как дочери, а мамуле дубина с бараньими глазами досталась! Ничего, мам, скоро всё закончится: через три года, в восемнадцать лет, дочь-ублюдок станет совершеннолетней и избавит тебя от мерзкой обузы!
У старушки от услышанного чуть глаза из орбит не выпали – такое потрясение женщина испытала. Шура, не зная, куда провалиться со стыда, смогла лишь скомканно, неуместно хихикнуть, глупо улыбаясь и пряча забегавший взгляд от собеседницы.
– Любушка, ты что-то напутала!.. Я так не говорила! Все ругаются дома, зачем…
– Что именно я напутала? Что не родня тебе? Уже снова дочкой вдруг стала, а не мразью? Быстро мнение меняешь, мама! – школьница вызывающе глянула на оторопевшую знакомую и улыбнулась обезоруживающей детской улыбкой (именно так говорил колкости Сэро: мило, но нагло, глядя жертве в глаза): – Думаю, уж Вы-то маму понимаете. Сами детей так же воспитывали, верно?.. Всего хорошего! Идём, мама!