Уверенный в преданности своего войска, в свете зарева он легко преодолел полосу леса, взобрался на забор, перебежал поле, вертясь и заигрывая со своей тенью, и приблизился к пылающим развалинам. Разрушено все! Вокруг ни одной живой души. Но ребенка это не заботило: зрелище его развлекло, и он, ликуя, танцевал и подражал пляске огня. Он бегал вокруг развалин в поисках топлива, но все находки были слишком тяжелые, чтобы добросить их до пламени с безопасного расстояния. В отчаянии он швырнул в огонь свой меч, капитулируя перед превосходящими силами природы. Его военная карьера подошла к концу.
Пока он бродил вокруг огня, его взгляд упал на странно знакомые, будто виденные во сне, очертания. Он с интересом разглядывал их, и вдруг плантация и лес словно крутанулись на месте. Маленький мир вывернулся наизнанку. Полюса на компасе поменялись местами.
Горящее здание было его домом!
На мгновение он замер, оглушенный открытием, затем побежал на нетвердых ногах, сделал полукруг вокруг развалин. Там, ярко освещенный пламенем, лежал труп женщины: белое лицо смотрело в небо, вытянутые руки сжимали клочья травы, одежда была в беспорядке, а длинные темные волосы спутаны и покрыты запекшейся кровью. Снаряд оторвал большую часть лба, мозг вывалился из отверстия и стекал по виску – вспененная, увенчанная множеством красных пузырьков серая масса.
Мальчик вскинул руки, замахал дико, безумно. Его крики были бессловесны и неописуемы – что-то среднее между лепетом обезьяны и гоготом индюка – страшный, бездушный, кощунственный звук, дьявольский язык. Ребенок был глухонемым.
Он стоял неподвижно и смотрел на пожар. Губы его дрожали.
Стояла солнечная осень 1861 года. В лавровых зарослях у дороги в Западной Виргинии лежал солдат. Он вытянулся на животе, упершись носками в землю и положив голову на левую руку, а правой рукой сжимая винтовку. Из-за неестественного положения конечностей и совсем незаметного ритмичного покачивания патронташа, висящего на ремне, он казался мертвым. Однако солдат всего лишь заснул на посту. Если бы его обнаружили, то и вправду убили бы на месте, и казнь стала бы справедливым и заслуженным наказанием за это преступление.
Лавры, где устроился нарушитель воинской дисциплины, росли в излучине дороги, которая уходила вверх по склону на юг, на самой вершине утеса круто сворачивала к западу и около сотни метров тянулась по вершине. Затем она вновь уходила на юг и, петляя, спускалась к лесу. На втором повороте лежал большой плоский камень, он будто смотрел на глубокую долину, откуда поднималась дорога. Камень нависал над высоким утесом – осколок, сорвавшийся с его края, пролетел бы не менее трехсот метров, прежде чем достичь верхушек сосен.