– Как скоро вы нас покинете?
– Пока не знаю точно. Неделю, скорее всего, пробуду.
Стас настоял, что сначала отвезет ее домой, а уж потом поедет в отель. У дома Руты он попросил таксиста подождать и прошелся с ней до самого подъезда. На ступеньках Стас споткнулся сам и толкнул Руту. Пытаясь сохранить равновесие, они взялись друг за друга и их лица непроизвольно сблизились. Неожиданно для самого себя он наклонился и поцеловал ее в мягкие губы. Поцелуй вышел каким-то детским. Так он целовался еще подростком. В тридцать два года это выходило смешным.
– Простите! – выпалил он, отпрянув от девушки. – Не знаю, что на меня нашло.
Тут он бросил на Руту виноватый взгляд и увидел ее улыбку. Он снова склонился к ней и был остановлен ладошкой, упершийся в его рот.
– До свидания, господин Сухов, – сказала она весьма твердым тоном. – Мы с вами взрослые люди. Нам должно быть стыдно!
Он вновь потупился и услышал, как за закрывающейся подъездной дверью прозвенели хрустальные колокольчики.
В пятницу Стас понял, что с похоронами его брата ничего не закончилось, а наоборот, все только начинается. Хотя начало дня прошло так, как и было запланировано. Он проснулся по обыкновению рано, совершил небольшую пробежку, позавтракал и облачился в свою любимую и удобную одежду: вязаный кардиган и джинсы. Его уже начинало мутить от официальных костюмов. Поездка в банк прошла без происшествий. Инспектор Кристианс заехал за ним вместе с напарником, бритоголовым молодым человеком в бронежилете под курткой. Видимо обычная поездка по городу представлялась господам полицейским важной и опасной операцией. Этот инспектор оказался отличным водителем и добрался до представительства банка в рекордно короткий срок. Заполучив флешку, он не скрывал удовлетворения и желания как можно скорее перейти к ее изучению. После банка они отправились в управление уголовной полиции, чтобы документально удостоверить факт передачи флешки, становящейся уликой по делу об убийстве Андриса. Затем Стасу было предложено возвращение в отель на полицейском автомобиле, от чего тот наотрез отказался и был, наконец, предоставлен самому себе. На деле это означало продолжение его активного участия в улаживании чужих проблем.