… Ночью ворвались в дом, пристрелив собак и сбив все засовы. С порогу застрелили мужика и бабу, которые, не успев даже одеться, бросились к дверям. А когда забрав всё, что было ценного в доме, собрались уходить, услышали, как кто-то скулит под кроватью. Тимофей нагнулся: «Ой, там девка!»– не успел он договорить, как из-под кровати стрелой вылетела девчонка лет пятнадцати и бросилась Тимохе на шею.
–Возьми меня себе, не убивай! Я тебя любить и слушать буду! – сквозь слёзы молила девушка. Атаман держал в руке обрез:
– Отбрось! – сказал он строго Тимофею.
А Тимоха, молодой здоровый парень, с интересом смотрел на висящую у него на шее девушку. Та вцепилась в него, как кошка, и что-то продолжала горячо говорить.
– Оставь её мне, – и парень посмотрел на атамана.
– Отбрось!– ещё твёрже сказал Власка.
– А может, я её домой в деревню отвезу… – но договорить не успел. Раздался выстрел, и Тимофей вместе с девушкой рухнул на пол.
–Ты чо, охренел?– раздался голос из толпы.
–Кто ещё не будет меня слушать? – и атаман поднял свой обрез.
Все молчали. Потом тело Тимофея положили на дроги, завернули попоной, и Макар отвёз его в соседнюю деревню. Родителям сказали, что жандармы пристрелили…
***
–Мамка, тятька едет! – вбежал в дом пятилетний Егорка.
Катерина быстро отряхнула руки от муки, бросилась к сундуку, достала нарядную кофту. Подбежала к зеркалу, поправила волосы, и без того аккуратно уложенные на голове.
Заскрипела калитка. Катя выбежала на крыльцо. Во двор степенно входил Власка. Катя радостно бросилась мужу на шею и прильнула к нему всем телом.
–Ну-ну! Будет, – холодно сказал он и отстранил её от себя. – Устал я. Баньку бы.
–Да, да! Сейчас, – Катя, проглотив обиду, попыталась улыбнуться, но слёзы сами полились из глаз. Она отвернулась и побежала хлопотать по хозяйству.
На крыльце собрались все дети Власки. Мал мала меньше. Старшему Ивану был уже десятый год, а самую меньшую Стешу держала на руках восьмилетняя Агаша. Самый шустрый и смышленый Егорка повис на отце.
–Тятя, а что ты мне привёз?
–Да уж не обижу!– отец устало улыбнулся. – Только после. Дайте с дороги отдохнуть.
Но таяло сердце грозного атамана при взгляде на своих детей. Ладные и смышленые, да и красотой Бог не обидел. Вот ради них и пошёл он этим страшным путём. «Будь он не ладен!» – и Власка сплюнул. Так любил он думать, оправдывая свой выбор. Скорее перед самим собой. А перед людьми ответ держать он не собирался. Скорее всего, перед Богом. Но тут уж и сказать-то будет нечего в своё оправдание. Не по Божьим заповедям живёт, ох, не по Божьим! О смертных грехах позабыл и самые страшные из них нарушил. И знал Власка – не будет ему оправдания на том свете. «Да и ладно, пока туда не собираюсь».