– Да вы успокойтесь. Мы примем меры. Поищем вашу невесту. А вы будьте любезны заявление написать. И внешность их подробно опишите. А то кого мы искать будем?
– Да, да, конечно! Я всё напишу. Так неужели что могло с ней случиться?– руки его дрожали, на глазах блестели слёзы.
– Ступайте к писарю. Он даст вам перо и бумагу. Напишите заявление на имя начальника управы. Да приметы поподробнее. Ступайте.
Молодой человек встал и какой-то весь сникший, медленно пошёл к двери. Обернулся:
– Вы только найдите её!
– Непременно!– и опять облако дыма.
***
– Папа, а почему нашу маму Марфой звали? – Нина сидела у кровати отца. Он уже поправлялся, но врач строго приказал неделю провести в постели. И вот он теперь маялся бездельем. И хотя чувствовал себя хорошо, врача ослушаться не хотел.
– Да, дочка, имя её какое-то странное, в наших кругах не принятое. Да и сама она была из глухих Сибирских мест, из Енисейской губернии. Но красавица была – не то слово! Увидел я её у купца Волошина и оторопел. Помню, как сейчас.
– Кто это? – спрашиваю. А он сощурился так хитро и говорит:
– Родственница моя, сиротка. Из глухомани ко мне как-то добралась. И не роднились мы с ними, а тут, поди ты, как снег на голову: – Я ваша племянница, Марфа Пантелемоновна Волошина!
А и то, был у меня брат старший, Пантелемоном звали. Так ушёл из дому ещё мальцом. Больно прыткий был, отцу поперёк всё говорил, вот и разругались они с отцом крепко. Тот в сердцах из дому сына родного и выгнал. А этот гордый был, нет, чтобы отцу в ноги броситься, так туда же:
–Ну и Бог с вами! И без вас не пропаду! – и ушёл.
С тех пор о нем ни слуху, ни духу. Мать все глаза проплакала, а отец её утешал:
–Ничего, горя хлебнёт – вернётся.
Ан не вернулся! Как в воду канул. Считай, лет около двадцати прошло. А тут на тебе – явилась! Да что ещё чудно, так иконку кажет, что у Пантелемона с рождения на груди была. Говорит, что отец перед смертью ей её передал, да к родне в город ехать велел. И приданное у неё есть. И золотишко, и деньги. Может, гулящим человеком брат был. Господи, прости!– и осенил себя крестом.
– А девчонка смышленая, держит себя с достоинством. Ну а красавица, сам видел! Что с ней делать, ума не приложу? – и хитро так на меня смотрит. А я в ту пору уже при деле был, дяде помогал. Да и сам кое-что начинал. Мне двадцать второй год шёл.