Второй убийца вылетел из норы орудийным снарядом, сметая всё на своём пути и опрокидывая Диму у самого входа. Живая болванка задела его вскользь, лишь сломав вставленную в лук стрелу. Хотя рыжий и брякнулся на задницу, но скорее от неожиданности, чем от столкновения.
Пролетевший через двор обезьян отшвырнул безголово бегающего и, сиганув через забор подобно бегуну с препятствиями, кинулся к поселковому костру. Дима, находясь в неописуемом бешенстве, ринулся вдогонку, но потерял время на поиск выпавших стрел, хватая сколько нашёл. Под руку попало только две.
В тот момент он абсолютно не понимал, куда бежит, зачем. Его тушкой руководило то же самое чувство: «Убью!», как и в первый день пребывания в этом мире, когда он попытался грохнуть Джей за подставу. Только если на той поляне, набегавшись, разъярённый душегуб выдохся, заблудился и сдулся, то сейчас блудить было негде. Улепётывающая цель виднелась отчётливо в свете луны, что не давало успокоиться.
Вот только, добежав до поселкового очага, ситуация резко изменилась. К свету ночного светила добавилось искусственное освещение костра, а к убийце – свора вооружённых соплеменников, среди которых нарисовался и сам вождь. Пузан противно скалился, почёсывая беременную выпуклость, видимо решив, что на ловца и зверь бежит. Только зря он подумал так плохо про представителя своего далёкого будущего. Безбашенность с беспредельностью и в Димином мире цвела пышными кустами.
Не задумываясь о последствиях, да по большому счёту в тот момент вообще ни о чём не думая, взбешённый рыжий схватил одну стрелу в зубы. Вторую наложил на тетиву и, не целясь, всадил снаряд прямо в глаз пузатому говнюку. А когда добежал до деморализованной группы гомо-дебилов, то ещё с разгона припечатал пяткой умершего, но не собирающегося почему-то падать в надутое пузо. В результате таранного удара жирдяй наконец с грохотом рухнул на землю.
Даже после этого внутренний «озверин» не отпустил мстителя. Продолжая сжимать стрелу в зубах, он перехватил лук как дубину, скорчив устрашающе злобную физиономию и приняв стойку типа «Сколько я зарезал, сколько перерезал», он взревел душераздирающим «Ы-ы-ы-ы».
Бывшее окружение местного царька, быстренько политически «переобувшись», плюхнулось на землю, свернувшись на бочок в позе эмбрионов, тем самым однозначно приняв законность смены власти и в усечённом варианте присягая на верность очередному правителю. И только после этого Дима начал приходить в себя, расфокусированно оглядывая место государственного переворота.